Любовь.ru. Любовь и смерть всегда вдвоем

— Как ты его уважительно — Михаил Павлович!

— А кто в доме был хозяин? Кто за все платил? Кто занимался финансами и бухгалтерией на фирме у Павла Петровича? Причем не за деньги, как у других, а задаром. А потом Михаил Павлович приехал как-то к нам на фирму и сказал: «Все, отец, закрывай эту лавочку. Перевожу тебя на пожизненный пенсион. Но на то, что я буду выплачивать твои карточные долги, не рассчитывай. Сам выкручивайся». Я сидел в приемной, ждал распоряжений и слышал, как сын папашу отчитывает. Причем, по делу. И девку эту сколько терпел! Полину.

— Какие у нее были отношения с Михаилом Павловичем? Правда, что они все время ругались? Павел Петрович говорит, что из-за наследства.

— Какого наследства? — Мухин хмыкнул. -Ну да. Если бы она сумела окрутить Михаила Павловича, то хозяину достался бы кукиш. И даже без масла. Машина, на которой он ездил, и та была Михаила Павловича. Все было наоборот: отец бедный, сын богатый.

— А если бы Михаил еще и узнал, что Стрельцов ему не отец! Да, Павлу Петровичу надо было суетиться. Вдруг какая-нибудь из Линевых добилась бы своего. Выскочила бы замуж за Михаила. Ну, а все-таки, как насчет пистолета?

— Подбросили!

— А почему твои пальчики на нем?

— В лесу по бутылкам стрелял.

— А потом что было?

— Павел Петрович послал меня в машину, за пивом.

— А пистолет?

— На пень положил. Больше я его не брал.

— Понятно. Хорошо поразвлекались! Отпечатки твои он срисовал, доверенность на машину, из которой убили Петрова, ты имеешь. А ты говоришь, наркотики! Алиби-то у тебя наверняка нет. Стрельцов, небось, велел в этот вечер особняк стеречь?

— Ну и что? — затравленно посмотрел на него Сэм.

— А если бы он тебе денег предложил, смог бы человека убить?

— Не было у него никаких денег!

— Если Стрельцов не признается, плохо тебе придется, Муха. Ты — крайний.

— А мне всю жизнь плохо.

— Сашеньке-то Сосновской небось врал, а? Не сказал, что машина не твоя, и что ты простым водилой работаешь?

— Ну, не сказал, чего пристали? Так хозяин и не велел. Скажи, говорит, что ты крутой. Сын богатых родителей. И денег он давал на наркоту.

— А что ж ты, милый, сам не потребляешь?

— Брезгую. Крови боюсь. Они ж иголку прямо в вену втыкают! Я даже от телевизора отворачиваюсь, когда это вижу. Жуть, а? Меня в этих притонах наизнанку выворачивало. Но хозяин велел. Куда я денусь? Сирота.

— Значит, ты в тот день, когда убили Михаила Стрельцова, ты был у себя дома? На съемной квартире?

— Да! Та же Сашка подтвердит. Зачем мне врать? Наркоту признаю, раз нашли при мне. Но это ж не убийство. Много не дадут.

— Ошибаешься. Семь лет схлопочешь.

— Сколько?!

— Семь лет, — повторил Стас. — А то и больше. Надо было уголовный кодекс почитать перед тем, как за сомнительные хозяйские поручения браться. Сирота.

— Это не я! Стрельцов это, Павел Петрович! Он заставил!

— Вот и напиши, как заставил. Обстоятельно. Как у тебя с грамотой?

— В порядке.

— Пиши, голубь, пиши. А мы пока Павлом Петровичем займемся.

4

Стас вывел Любу в коридор и пожаловался:

— Хитрый он, Стрельцов Павел Петрович, ох и хитрый! Что мы ему предъявим? Его слово против мухинского. Кому поверят? У Стрельцова деньги, связи, адвокаты. Только на чистосердечное признание и приходится рассчитывать. Надо его на понт брать.

— Стас, — поморщилась Люба.

— Что такое?

— На понт!

— Ну, блефануть. Я потому тебя и взял. Ты должна сказать, что видела его в машине. Когда стекло опустилось. Он убил — сто процентов! А пистолет Сэму подбросил.

— Я знаю, чего он от меня хотел, — неожиданно сказала Люба. — Почему писал эти нудные послания, зачем вообще в первый раз пришел ко мне на прием. Поехали к нему.

— А, может, сюда?

— Поехали. Он боится. Давно уже сидит и боится.

— Ладно, только ребят с собой прихвачу. Вдруг он из ружья палить начнет?

— Скорее, плакать, — усмехнулась Люба. -Похоже, что он расклеился, Стас. Ну, убил он Михаила. Убил Олега, который его шантажировал. Засадил в тюрьму Полину. И что? Ведь он один теперь! Совсем один! Сидит в своем огромном особняке и боится. Теперь и Сэма ты взял. Все, Стас. Конец Стрельцову.

— Ты думаешь? Что ж… Поехали!

… Ворота были открыты. Такое ощущение, что их ждали. Любе показалось даже, что когда они вошли, Павел Петрович вздохнул с облегчением. Он взял протянутое удостоверение, соединил взглядом ее и Самохвалова и усмехнулся: