75  

– Когда, кстати, твоя мама приезжает? – спросил Виталий.

– Через месяц, – ответила Глаша. – Тебя перед самым твоим отъездом застанет.

Глава 4

Мама каждый раз приезжала в Москву таким образом, чтобы повидаться с Виталием, но не слишком ему при этом надоедать. Глаша понимала: это потому, что мама стесняется зятя в такой же степени, в какой боготворит его.

Она приезжала в Москву примерно раз в полгода и в каждый свой приезд утверждалась в том, что ее Глашеньке… нет, не повезло – это совсем неправильное слово! – что наконец дочкина жизнь сложилась так, как и должна была сложиться много лет назад, когда она еще только университет закончила.

Мама не говорила об этом вслух, но догадаться, что думает она именно так, не составляло труда.

Да Глаша и сама так думала. Впервые она сознавала, что жизнь ее не требует оговорок.

Мама привезла варенье из морошки, которое Виталий просто обожал. Для него она, собственно, это варенье и сварила: Глаше оно не нравилось из-за твердых морошковых косточек, которые застревали в зубах.

Ей было немножко смешно, но в общем приятно, что, собираясь в гости к дочери, мама думала о том, чтобы сделать приятное и зятю. Так ведь и должно быть. И мама заслуживала того, чтобы не плакать над дочкиной судьбой, а радоваться, что она сложилась по-человечески.

Все вместе они посидели за чаем с морошковым вареньем всего один вечер, и назавтра Виталий уехал.

Прощаясь с Глашей, он с улыбкой заметил:

– Ты все же объясни маме, что она меня нисколько своим пребыванием здесь не затрудняет. Не обязательно ей приезжать так, чтобы только на пороге меня застать.

– Я постараюсь, – улыбнулась в ответ Глаша. – Но вряд ли мои старания увенчаются успехом. Мамина деликатность необорима.

– Что ж, тогда смиримся. – Виталий улыбнулся еще раз и поцеловал Глашу. – Позвоню, как только приземлюсь. Не скучай.

Глаша смотрела в окно гостиной, как он садится в такси.

– Дай ему Бог доброй дороги и благополучного возвращения. – Мама вошла в комнату тихо. Пока Виталий прощался с Глашей, она возилась в кухне. – Хороший он человек.

– Хороший, – кивнула Глаша.

– Ну вот и живи со счастьем.

– Я живу.

– Папа за тебя радовался бы.

– Да.

Глаша кивнула. Лицо ее помрачнело.

– Радовался бы, дочка, – повторила мама. – И ты себе ничего другого даже в голову не бери.

– Куда мы с тобой завтра пойдем? – спросила Глаша. – Куда ты хочешь?

– Да куда мне хотеть? – Мама улыбнулась своей чудесной смущенной улыбкой. – Я с тобой побыть приехала. Можем и дома посидеть. Даже и лучше дома: я обед приготовлю, белье переглажу. Ты хоть от домашней работы отдохнешь.

– Я от домашней работы совсем не устала. – Глаша тоже не смогла сдержать улыбку. – Ты же видишь, у нас стиральная машина, посудомоечная, вообще техники много. Если надо, еще и помощница приходит. От чего же мне уставать?

– От непривычки, – не задумываясь ответила мама. – Не привыкла ведь ты семьей жить, настоящий дом вести.

Кажется, она сразу же испугалась слов, которые вырвались у нее сами собою. Мама смотрела на Глашу с волнением, ожидая ответа и не зная, каким он будет.

– Уже привыкла, – ответила Глаша.

Назавтра они погуляли по Нескучному саду – Глаша еще с университетских пор любила этот почти не тронутый уголок старой Москвы, вечером пошли в Малый театр на «Горе от ума» – этот спектакль нравился маме за разнообразие представленных в нем характеров и за то, что, слава богу, в Малом, Глашенька, никаких этих новомодных выкрутасов нету, играют по-человечески, и смотреть приятно…

С маминым приездом Глаша сразу же окунулась в размеренный, исполненный простых и ясных мыслей мир, который, чем старше она становилась, тем более казался ей драгоценным. Правда, при нынешней Глашиной жизни переход в этот тихий мамин мир произошел для нее как-то даже и незаметно. Ну, может, чуть медленнее сделалось течение повседневной жизни, а общее ощущение осталось то же.

За неделю, которую мама провела в Москве, она все-таки перестирала и перегладила постельное и столовое белье и даже, пока Глаша была на работе, успела вымыть полы.

– Домработница какая ни есть добросовестная, а все же посторонний человек. Все уголки не вымоет, – объяснила она. – Только вот пыль протирать я не решилась. Вещи-то все какие, прикоснуться страшно.

  75  
×
×