Из тупика

Басалаго это надоело, и он встал:

— Ах, ваше превосходительство, все в истории относительно. Пройдет еще сотня лет, и люди будут говорить так: осторожнее, вот на этом стульчике сиживал когда-то лейтенант Басалаго…

Звегинцев отвесил изящный поклон:

— Прошу прощения, но я так и не удосужился спросить вас о том, что стоит за вами…

— Управляющий делами Мурманского Совета депутатов рабочих, солдат и матросов! — представился Басалаго.

— Позвольте, позвольте… — вдруг побледнел Звегинцев. — В какую историю вы меня втягиваете, лейтенант?

— В историю, вершащую судьбу России! Мне, видимо, сразу надо было начинать с этого: вам, генерал, предлагается поступить на советскую службу. И впредь вы так и обязаны говорить, ежели спросят… Извините, но я вынужден покинуть вас: меня ожидает прием у зубного врача.

— Я могу предложить вам чудесные капли!

— Благодарю. Но мне надобно сменить пломбы…

* * *

Через некоторое время Басалаго уже сидел в зубном кресле напротив промерзлого окна, под которым лежали мокрые тряпки, собиравшие талую сырость с подоконника. Было холодно в кабинете. Наконец дантист появился и сразу ослепил Басалаго блеском зеркала, укрепленного над креслом так, что лейтенант не мог поначалу разглядеть лицо врача.

— Откройте рот… на что жалуетесь?

— Мне нужно сменить пломбы.

— Вот как! Кто вам это сказал?

— Мне сказали об этом в Вологде.

— Какие?

— Четыре слева.

— А что будет справа?

— Справа — Архангельск…

Яркий свет сразу погас, и доктор сказал:

— Нет ли у вас чего покурить?.. О, какая роскошь! — восхитился дантист при виде раскрытого портсигара. — Откуда?

— Египетские, из Каира. Прошу, забирайте все. У нас на Мурмане этого добра хватает. На союзников пока не обижаемся.

Сидя напротив Басалаго и загораживая заиндевелое окно, дантист долго курил молча. Накурился и сказал:

— Итак… начнем?

— Да. Необходимо пропустить через ваши «комитеты спасения» наших людей.

— Кто эти ваши люди?

— Офицеры… вас это не испугает?

— Отчего же? А цель?

— Они нужны там… на севере.

— Канала три, — ответил дантист.

— Знаю. Все три должны работать. Чтобы офицер, в одиночку Или в группе своих товарищей, знал, куда ехать, где переночевать, Где пересадка, где он будет накормлен. Вооружен.

Дантист спросил:

— Вам известно, что скоро два отряда ВЧК выедут на Мурман?

— Нет. Впервые слышу.

— Оно так. Командирами этих отрядов пошлют двух видных большевиков — Комлева и Спиридонова, причем Комлев едет прямо к вам — в Мурманск. Вам предстоит потесниться.

— Мы их примем, — сказал Басалаго, — хотя это соседство и невеселое. Но раздражать Совнарком мы не станем… примем!

Дантист что-то прикинул в уме.

— Вам надо видеть Томсона, — произнес уверенно.

— Как я могу это сделать?

— Томсон! — позвал врач, и дверь открылась.

Из соседней комнаты (откуда до этого не доносилось ни единого шороха) вышел джентльмен, уже с брюшком, низенького роста, лысый, в хорошо пошитом костюме, при часах и жилетке.

— Томсон, — сказал он с порога, представляясь.

Басалаго пулей вылетел из страшного кресла.

— К чему этот маскарад? Георгий Ермолаевич, я узнал вас!

Это был кавторанг Георгий Ермолаевич Чаплин.

— Видите? — сказал он, доставая паспорт. — Английский… Спасибо королю. А что делать? Лучше уж быть живым англичанином Томсоном, нежели убитым русским Чаплиным… Итак, лейтенант, условимся: до победы над большевизмом я остаюсь Томсоном!

Басалаго поговорил с «Томсоном» минуты две и понял, что с этого человека и надо было начинать все визиты. Здесь уже была организация, ладно скроенная на манер треугольника. Остриями этого треугольника являлись: Петроград — Вологда — Архангельск. В этот же день, в кабинете дантиста, треугольник заговора был преобразован в четырехугольник, и четвертым острием этого заговора сделался далекий Мурманск…

На прощание дантист снова ослепил лейтенанта рефлектором.

— Все-таки откройте рот… я посмотрю, что у вас. На Мурмане, случись больной зуб, и вы наплачетесь. Вот этот зуб, позвольте, я вам починю. Такой красивый молодой человек — и уже успели заиметь гадкие зубы… Где это вы так?

Губы лейтенанта были распялены толстыми холодными пальцами дантиста, в ответ Басалаго прозвучал так:

— а… оте…

— Понимаю, понимаю: на флоте.. Спокойно! — И дантист показал ему окровавленные клещи. — Его надо было вырвать, — сказал он.