267  

Качнулось пламя в керосиновой лампе. Сидели за столом учитель Микка, бежавший с Мурманки, и капитан Таккинен в немецком мундире, а поодаль монтер со сплава и один незнакомый, в пьексах.

— Брось винтовку, сволочь красная! — крикнул учитель, и оружие брякнулось у порога, дребезжа разбитым прицелом.

— Хувяя пяйвяя, Матти, — сказал Таккинен, поворачиваясь на венском стуле, ужасно скрипучем. — Миттен войте?

— Да ничего живу, — ответил Матти с перепугу по-русски. — Живу, как и все живут… Почти дома не вижу.

— Пусть он сядет, — велел незнакомец по-шведски.

И в грязный стакан, булькая, рванулась из горлышка пахучая самогонка, которую Матти же и наварил к празднику. «Пей» — сказали ему, и, закрыв глаза, милиционер выпил, готовясь к смерти. Монтер вынул острый нож и долго блуждал этим пуукко над столом, пока не поддел хрумкий огурчик русского засола (с укропом).

— Чего знаешь, Матти? — спросил. — А вот посмотри на майстера (и показал на человека в пьексах). Это магистр из Або, он будет твоим карельским министром…

Магистр спросил по-русски:

— Давно ли был в Кандалакше? А что там с этим батальоном под оранжевым знаменем… знаешь?

Матти рассказал: батальон кормят и одевают англичане, но карелы из-под влияния англичан вышли. Оружия не сдают. И считают себя по-прежнему большевиками. Англичане и рады бы не кормить, но тогда батальон уйдет к Спиридонову на прорыв. Рады бы послать против Спиридонова, но батальон никогда не пойдет против…

— Вот это здорово! — захохотал Таккинен. — Англичане крепко вляпались. Как в коровий блин наступили! Но мы этот батальон вырежем, — сказал капитан рассудительно. — А комиссара Юсси Иваайнена повесим… Чего скрывать? — повернулся он к милиционеру. — Ты сам знаешь: эти большевики с трилистником крепко всыпали нам в августе… Такие вещи не забываются. Садись, Матти, с нами рядом, ты же здесь — хозяин…

Матти присел. И тишина в доме, тишина. Не выходит жена навстречу. А от плеча Таккинена, словно золотая нить от рождественской елки, тянется огненно-рыжий волос жены… Его жены! Матти жены.

— Ну, рассказывай, что слышал, — велели ему.

— Хороший анекдот слышал, — сказал Матти и хлебнул из миски густой простокваши.

— Ну-ну, — подзадорил его из потемок магистр из Або.

— Встретились двое скупердяев из Лайхия и Исю-кюра. «Чего сидеть без дела? — сказал лайхинец. — Давай посоревнуемся: кто из нас скупее?» «Давай, — согласился исюкюрский и остановил свои часы. — Зачем, — сказал, — им ходить напрасно!» «Это дело,-ответил ему лайхинец и задул на столе лампу. — К чему тогда нам расходовать керосин?» «А тогда я, — сказал ему исюкюрский, — снимаю штаны. Ты все равно ничего в темноте не видишь, а сукно протирать не к чему: оно ведь денег стоит…»

Билась пурга за окнами. Яркой нитью горел волос жены на германском мундире бандита белофинна. И стало еще тише.

— Хороший анекдот, — сказал Таккинен и повернулся к учителю: — Микка! Ты сидишь ближе… Ну-ка, отрежь ему ухо!

Ухо милиционера лежало на столе, посреди мисок и посуды.

— Где Паасу Риита? — спросил монтер. — Ты же знаешь ее хорошо, она тоже большевичка… Ну, чего уставился как баран?

Матти не шевельнулся, только горячая кровь стекала за воротник русской гимнастерки. Это было только начало, и милиционер думал — что дальше? Наверное, — глаза…

— Оставьте его, — поморщился магистр из Або. — А ты, Микка, все-таки учитель… Что простительно капитану, то тебе делать не следует. Это же ясно и так: кобель свою суку не выдаст. Отправьте Матти на курсы счетоводов, и тогда он сам поймет великую финскую истину… И уберите ухо со стола, как вам не противно самим?

— Тебе повезло, — сказал учитель, смахнув ухо на пол. — Ты везучая стерва… Запрягай лошадь снова, Матти!

Магистр поднял брошенную у порога винтовку милиционера, ловко провернул затвор, из-под щеколды упруго выскочила обойма.

— Шесть в магазине, один в канале, — сказал гость из Або, а Таккинен, довольный, улыбнулся.

— Выходит, — сказал, — ты боишься нас, Матти?

— Да,вас можно… можно бояться! Вас вся Карелия боится!

— Хочешь ничего не бояться, Матти? — спросил монтер. — Тогда мы пришьём тебе ухо… — И все засмеялись.

— Пора, херра, — заметил учитель магистру. — Одевайтесь! Всю дорогу, пока бежали лошади, Матти держался рукой за голову, кровь свисала из-под шапки сосульками, и пальцы заледенели. В редколесье соснового мяннисто стояла старая школа, и здесь бандиты оставили Матти, чтобы он учился на «счетовода». А сами резво поехали далее… Тайно они приехали в Кемь и вручили своему гонцу палку с ярким петушиным пером; к ней была привязана и монета, и эта палка пошла гулять по окрестностям: от кулака к кулаку, от хутора к хутору. Перо означало, что собираться надо скорее птицы; монета намекала на то, чтобы приходили с деньгами.

  267  
×
×