Он & Она

Решительный шаг навстречу браку был сделан над Неаполитанским заливом. Олеся лежала на кровати в темном номере и даже сквозь мрак видела глубокие морщины на шее престарелого Дон Кихота. Он радостно сопел над ней, а она прилежно двигалась ему навстречу, изображая юную страсть. Ей было ни горько, ни обидно за себя – она давно потеряла жалость к собственному телу, служившему теперь лишь орудием, – ей было никак.

Олеся и дальше умело вела свою партию, а втайне надеялась, что рано или поздно на сцене, которую возвели они с Глебом, появится какой-нибудь вероломный и действительно высокопоставленный человек.

Так все и вышло: на дне собственной свадьбы она познакомилась с Антоном Котовым, о котором к тому времени была уже порядком наслышана.

5

Мама Олеси ждала ее появления на свет совершенно одна. Будущий отец и по совместительству бывший однокурсник решил, что карьера гораздо важнее ребенка: впереди ординатура, аспирантура, и не пристало перспективному молодому врачу думать о хлебе насущном, чтобы кормить семью.

Валерия Игоревна осталась в чужом городе, в квартирке, которую они с женихом снимали последние полтора года. Несостоявшийся супруг поступил благородно: оплатил жилье на двенадцать месяцев вперед, оставил на тумбочке деньги – хочешь, делай на них аборт, хочешь, покупай овощи-фрукты – и переехал в общагу. Конечно, они встречались в институте, но теперь это значения не имело: поздоровавшись, молодой человек спешил скрыться из виду.

А Лере первые семь месяцев было не до размышлений о будущем: сначала зимняя сессия, потом защита, и только после вручения диплома она задумалась, как дальше жить. Остаться в Ярославле, родить и только потом вернуться в родной город? Или собрать вещи и переехать сейчас? Ни на какие сборы у нее попросту не хватило сил, и она не уехала.

В Пригорск, к отцу с матерью, Лера вернулась в конце сентября сразу с двумя достижениями: красным дипломом лечебного факультета Ярославского медицинского института и белым свертком, перевязанным розовой ленточкой. Крошечное личико, утопавшее в пене кружев, с первого взгляда примирило прародителей с ситуацией: девочка была просто красавицей. Хоть сейчас на картину! Густые светлые волосики, мягкие, словно пух; умные глазенки бирюзового цвета; точеный носик, пухлые щечки. Первый год Олесеньку, в которой молодые дедушка с бабушкой души не чаяли, было легко любить. Она много спала, прекрасно ела и нежно улыбалась родным.

Рай в доме начал сменяться адом, как только Леся научилась ходить. Всего за пару месяцев спокойный ребенок превратился в разрушительный ураган: выпотрошенные шкафы, разбитая посуда, изрезанные шторы, утопленные в ванне радиоприемники и часы. Не было ни одного уголка в доме, до которого Олеся не могла бы добраться – тащит стул, лезет с него на стол, на комод, на шкаф. Бедная Лера не знала, что делать: стоило на минуту отвлечься, как квартира превращалась в руины. Бабушка с дедом, быстро сообразившие, что нажитое тяжким трудом рушится на глазах, сменили милость на гнев и велели отдавать внучку в ясли. По вечерам, когда дома все вместе, за егозой еще можно уследить – если по очереди. А днем, пока они на работе, Лера одна не справляется.

Бедная мама кинулась посреди года искать место в яслях. Олеся, разряженная как кукла, сидела у нее на руках – коляски она принципиально не признавала – и мстительно щипала родительницу за шею. Ей хотелось остаться дома, на собственной экспериментальной площадке, а мама силой одевала ее и брала с собой!

Пристроить Леську удалось только с пятой попытки, да и то благодаря счастливому случаю – в детском саду оказалось вакантно место медсестры, и заведующая предложила Валерии Игоревне сделку: она устраивается к ним на работу, а дочка вне очереди попадает в ясли. Так все и решилось. Конечно, с дипломом врача работать детсадовской медсестрой было не слишком приятно, но у Леры не осталось уже никаких амбиций. Она хотела лишь одного – глотка свободы. Пусть даже и в крошечном медицинском кабинете.

С детьми в своей группе Олеся на удивление быстро нашла общий язык: уже через месяц малыши плясали под ее дудку. А воспитатели – вот уж чего Лера искренне не могла понять! – не могли нарадоваться на ее дочку. «Спокойная, – говорили они, – разумная девочка». Дома Леська по-прежнему никого не слушала и устраивала еще более ожесточенные погромы, стоило взрослым хоть на мгновение отвернуться. Иногда Лере казалось, что ее дочь намеренно мстит. За что? За то, что мамы не бывает теперь рядом целыми днями? За то, что родные не отдают ей всего внимания? За то, что растет без отца? Лера не знала. Она видела только одно: Леся – это два абсолютно разных ребенка, живущих в одном теле. Как шторм и штиль на море.