Он & Она

Только сейчас, впервые в жизни, Валерия серьезно жалела о том, что рядом с ней нет мужчины. Пока жила с родителями, всю тяжелую работу по дому делал папа, да и доходов трех взрослых людей на семью хватало вполне. А сейчас, когда предстояло со всем справляться одной – от Леськи все равно никакого толку, – вдруг накатили тоска и одиночество. И почему она раньше не думала о замужестве или даже об отношениях? Не хотела ранить Олесю? Но ей, кажется, никогда не было до этого дела – вон даже сама советовала матери любовника завести. Нахалка!

Лера не позволяла себе думать о новой любви, да и времени на пустое копание в себе не оставалось. Но сейчас, невольно поразмыслив над своим одиночеством, она с горечью осознала, что родилась однолюбкой. Как и мать, только той больше в судьбе повезло. После Сергея Лера больше не знала и не хотела мужчин. Чувства, несмотря на то что она многим нравилась – пациенты в поликлинике часто начинали ухаживать, – не приходили. А секс без любви был ей не только не нужен, но и невозможен.

Вот и приходилось теперь выбиваться из сил самой, таская пакеты с вещами, бегая по мебельным магазинам и договариваясь с грузчиками за деньги. Спасибо отцу, согласился в выходные мебель собрать, а то бы и тут платить пришлось, а у нее уже ветер в карманах свищет. Остался только небольшой НЗ: накрыть в воскресенье вечером стол. И хотя приглашать она в гости никого не собиралась – измоталась совсем, – хотелось порадовать родителей и Леську праздничным ужином. Как-никак новоселье!

В воскресенье отец управился с мебелью только к восьми часам вечера. В кухне все уже было готово, и Леська, проголодавшаяся как дикий звереныш, хватала куски то с одной, то с другой тарелки, пока дед прикручивал ножки к столу. Валерия, валившаяся с ног от усталости после двух бессонных ночей, – отмывала, отскабливала, раскладывала, расставляла – едва сдерживала ярость. Все голодные! Но терпят же. Наконец стол был поставлен в центре комнаты и накрыт. В последний момент Валерия вспомнила про шампанское в холодильнике и поплелась за ним.

– Давай я открою, – предложил отец, когда Лера вернулась с бутылкой.

– Сама попробую, – возразила она, снимая фольгу, – надо ж когда-то учиться.

Лера чувствовала, как трясутся от усталости ее руки. Закончился эксперимент тем, что пробка резво выскочила в потолок, чудом не угодив в новую люстру, а вино полилось на скатерть и на Леську.

– А-а-а! – радостно завопила облитая с ног до головы дочь, а Лера, посмотрев ей в рот, обомлела: посреди языка сверкнула здоровенная штанга.

Олеся по изменившемуся выражению лица матери моментально сообразила, что та увидела, и торопливо захлопнула рот.

Потеряв контроль над собой, Лера даже не успела понять, что именно она делает – рука сама потянулась к дочери. Размахнувшись со всей силы, мокрая от шампанского ладонь залепила Олесе пощечину.

Голова девочки откинулась назад от удара, девочка не издала ни звука. Сквозь слезы, которым Леся не позволяла скатиться из глаз, она уставилась на мать. По щеке расползалась красная пятерня, а во взгляде дочери было столько злобы и ненависти, что Лере стало не по себе.

6

Леся вскочила из-за стола и бросилась в ванную комнату. Дед с бабкой испуганно переглядывались, а Лера кинулась вслед за ней. Она колотила ладонями в закрытую дверь, кричала, просила. Но в ответ слышала лишь шум воды.

Девушка сидела на краю ванны над раковиной и, смачивая полотенце под ледяной струей, прикладывала его к щеке. Она ненавидела мать! Как та посмела оскорбить ее при дедушке с бабушкой?! И за что? За то, что Олеся сделала не больше, чем все остальные, – самый обычный пирсинг! В конце концов, мать не имеет никаких прав на ее тело, оно принадлежит только ей. И Леся может делать со своим языком все, что ей вздумается, – так же, как и со всем остальным.

Мало было матери ошибок в собственной жизни?! Она еще лезет в чужую! Оставила дочь без отца – должна была бороться, умолять, если надо; пахала, как лошадь и не обращала внимания на ребенка. Все разговоры только и состояли из «сделай», «выучи», «не смей», «я запрещаю». А чего хочет другой человек, не имеет для нее никакого значения?!

Олеся решила, что не выйдет из ванной до тех пор, пока мать не оставит в покое дверь и не проводит дедушку с бабушкой. Хватит с нее позора! А если дорогая Валерия Игоревна успеет испугаться за дочь – ей же хуже. Пусть подумает, что Олеся умерла. Мало ли? Наполнила ванну водой, легла в нее и засунула включенный фен. Или, например, вскрыла себе вены. Мать отлично знает, что Леся на это способна!