Брат, стреляй первым!

— Не, ну ты чо, в натуре?..

У того аж колени от страха затряслись. Никита подступил к нему, сунул руку под его пиджак. Точно, в кобуре под мышкой «ствол». Пистолет «ТТ». Естественно, он забрал его себе.

— Я спрашиваю, жить хочешь?

— Ну ваще да…

— А какого хрена тогда в «быки» записывался?.. Крутым быть хочешь, а умирать не хоца?..

— Может, не надо, а? — заскулил «бык».

Никита решил больше над ним не издеваться. Еще в штаны навалит со страху.

— Надо, Федя, надо… Ладно, пошли.

— Куда?

— К шефу твоему.

— Зачем?

— Чайку попьем…

— Он с телкой…

— Значит, и телку чайком угостим… Пошли.

— Я не могу.

— Не можешь — заставим! — Никита вспомнил старый армейский принцип воспитания.

Он резко ударил «быка» кулаком под дых. Подгадал момент, на выдохе его подловил. Пацан скорчился от боли, но не закричал — только захрипел.

— В следующий раз бить не буду…

Никита больно уткнул ствол пистолета ему в затылок.

— В следующий раз буду стрелять… Ну что, идем?

«Бык» покорно дошел с ним до подъезда, на лифте поднялся на четвертый этаж. Мертвенно-бледное лицо, побелевшие губы, затравленный взгляд. А ведь совсем недавно таким крутым был… Он внимательно слушал инструктаж и покорно кивал.

Никита позвонил в дверь. Все остальное поручалось «быку».

— Какого, блин, хрена? — послышалось из-за двери.

— Это я, Матвей Иванович…

Охренеть можно — Матвей Иванович… К горлу подкатил смешок.

— Ты, Жлоб?.. Иди в звезду! Не до тебя!..

— Да тут, это, Кэп вернулся…

— Что?!

— Ну, Кэп… Сказал, чтобы вы к нему подъехали…

— А-а, счас!

Послышалось лязганье замков.

Видимо, прежде чем ехать к Кэпу, Гиря решил еще раз на телохранителя своего посмотреть, его товарный вид оценить. Не с заморышем же каким-то перед боссом предстать…

Как только дверь открылась, Никита с силой рубанул «быка» рукоятью ствола по затылку. И втолкнул его в образовавшийся проем. Как поршнем, вжал внутрь квартиры и самого Гирю. Не давая ему опомниться, провел серию мощных ударов. Голова — корпус — голова… Гиря поплыл. Боксерский «сериал» завершился мощным ударом в солнечное сплетение. Гиря рухнул ему под ноги, будто мешок с дерьмом. Никите даже показалось, что внутри него что-то хлюпнуло.

Он спокойно подошел к двери, закрыл ее.

— А-а-а! — услышал он за спиной женский визг. Подруга Гири стояла в дверях комнаты. Совсем голая. Глаза закрытые, на лице какое-то дурашливое выражение. И рот смешно так разинут. Только визжит не очень громко. Будто не в полную силу голосовые связки работают. Словно бы для проформы запущена «сирена». Такое впечатление, что девчонка придуривается.

Никита подошел к ней и коснулся пальцем соска правой груди. Будто на кнопку какую-то нажал. Девка отключилась, закрыла рот. Зато распахнула глаза. В них какая-то непонятная муть, а в ней — торчковый кайф. Блин, да она же обкурена. Или даже обколота…

— Чо, дура, да? — прикрикнул на нее Никита.

— Дура, — с бестолковой радостью закивала она головой. — Дура, дура…

— Чего сиськами светишь?.. Иди, оденься…

— Ну так прямо и оденься… А трахать меня кто будет?.. Пушкин?..

Да она чокнутая!.. Никита тяжело вздохнул. И резко, наотмашь ударил ее внешней стороной ладони по лицу. Девчонка пошатнулась, на глаза навернулись слезы. Вся дурь слетела с нее в момент. Взгляд стал злой, но осмысленный. И страх в нем появился.

— Я сказал, пошла оделась…

— А потом? — робко, но с каким-то вызовом спросила она.

— А потом села в кресло да рот на замок… Уши можешь не затыкать. Приглашаешься на судебное заседание…

— На какое заседание?

Никита ей не ответил. Он подошел к Гире. Тот уже начал приходить в себя. Он был в джинсах, с голым торсом. И на голом теле ременная упряжь, кобура, в ней пистолет — новенький «тотоша». Зачем ему это? Перед девкой рисоваться?.. Никита забрал себе пистолет, снял с Гири кожаный ремень и ловко стянул ему сзади руку. То же самое он проделал и с «быком». Вдобавок ко всему снял с них обоих носки, ими зашпаклевал рты.

По очереди втянул их в комнату, где в дальнем углу, в кресле, уже сидела девчонка. Осмысленность в ее взгляде снова исчезла, на губах играла дурашливая усмешка. А еще она ерзала в кресле. Трахнуться, видно, хотела… Никита даже пожалел ее. Такой вечер ей испортили… Хотя нет…