— Почему бы тебе не послать меня куда подальше?
— А ты меня вполне устраиваешь. У тебя есть машина, квартира, где мы можем встречаться. Ты сильный, крутой. Ты симпатичный…
Никиту не успел покоробить цинизм, с которым Лена перечисляла все его достоинства. Она обволокла этот цинизм похотливой оболочкой. Холодок в ее глазах сменился развратным огоньком. Сила ее желания мгновенно передалась Никите.
— А потом, у тебя есть то, чего нет у Кеши…
Не раздеваясь, она подошла к нему, опустилась перед ним на колени. И обнажила то, чего ей не хватало у Кеши. Это были несколько чудесных минут, ради которых Никите не жаль было отдать полжизни…
Только после этого она опрокинула на него ушат ледяной воды.
— Только учти, это есть не только у тебя, — сказала она.
И спокойно встала с колен, взяла свою сумочку. Не говоря больше ни слова, вышла из дому.
Никита уже понял ее истинную суть. Лена — обыкновенная дешевка, которая материальное ценит гораздо выше духовного. Красивая жизнь: шикарные особняки, дорогие машины — это смысл ее существования. И она легко отречется от любимого мужчины, лишь бы добиться своего.
Она дешевка… Но очень дорогая дешевка. По крайней мере, для Никиты…
И для того, чтобы владеть ею, явно недостаточно той штуки, которая болтается у него между ног. Чтобы владеть ею, нужно бросить к ее ногам весь мир…
А потом, она права. В этой жизни нужно к чему-то стремиться. Чего-то добиваться. Не жаловаться на судьбу, а брать ее в свои руки. Хочешь быть богатым, сильным, независимым — добивайся этого.
Бандитская стезя не для Никиты. Но можно заняться бизнесом. Если повезет, через несколько лет он станет богатым, человеком. И сможет позволить себе все, чего хочет Лена. Большие деньги и то, что у него в штанах, — пожалуй, этого ей будет достаточно для счастья.
Он добьется своего. Если повезет… А ему должно повезти.
Размышления оборвал звонок. Лена вернулась. Своего ключа у нее не было — из соображений конспирации… Да, это могла быть она!.. А больше и некому… Никто, кроме них двоих, не знал об этом гнездышке.
Но это была не Лена…
— Привет, братуха! — сгреб Никиту в объятия Вован.
От него сильно разило перегаром. Как всегда, под хмельком парень.
Просторные черные джинсы на нем, тонкая джинсовая куртка, массивная золотая цепь. И довольная физиономия.
— Как ты меня нашел? — высвобождаясь из его объятий, спросил Никита.
— Да вот, выследили…
— Ты выслеживал?
— Зачем я? Кэп пацанов послал… У тебя водочки нет?
— Водочки нет в соседней квартире. А у меня есть…
— Вот это дело! Пошли в комнату…
Но Никита провел его на кухню. Квартира однокомнатная. А ему почему-то не хотелось усаживать Вована в кресло, на котором совсем недавно в неудобной позе стонала Лена… Впрочем, тот и не думал обижаться. Тем более, на кухне стоял мягкий уголок. Было где развалиться. А именно это Вован и любил.
Но Вован почему-то сел на табурет. И притом на самый краешек. Как будто вот-вот его должны были позвать, и он должен был гончим псом сорваться с места, пулей метнуться к хозяину… К хозяину…
— Ну, рассказывай, — наливая ему в стакан, спросил Никита.
Вован не стал чокаться с ним. Он жадно схватил стакан и залпом осушил его до дна. И тут же жестом попросил наполнить еще…
— А что рассказывать?.. — произнес он на винном выдохе.
— Ну как о чем?.. Как там Витал?..
— Да с Виталом все в порядке. Бригаду держит, на жизнь не жалуется…
— А Кэп?.. Горбыль?
— Горбыль?.. Горбыль тоже ничего… А Кэп привет тебе передает…
Вован схватил стакан и жадно влил в себя его содержимое. Никите показалось, что он и сам стакан проглотит.
— И где он, этот привет? — усмехнулся Никита.
— А вот…
Вован посмотрел на него черным взглядом. Бездна в глазах. Дурной хмель лишь на поверхности. А из бездонной глубины всполохи адского костра. И рука полезла под куртку.
И в это время в дверь позвонили.
— Сейчас! — крикнул Никита.
— Кого там, блин, черти принесли? — громыхнул Вован.
Он выдернул руку из-под куртки и снова потянулся к бутылке.
— Да это, наверное, соседка…
Но за дверью стоял Витал. Вот уж кого Никита не ожидал увидеть. Просторные штаны, кожаная куртка, на плече небольшая спортивная сумка.
Витал приложил палец к губам. Дескать, молчи. И бабским голосом: