Брат, стреляй первым!

Все складывалось как нельзя лучше. Боевики сгруппировались на лестничной площадке этажом ниже.

— Ты, Грин, поднимаешься, звонишь…

Кто-то давал команду.

— Понял… Кто-то отвечал.

— Ты, Жмень, и ты, Петрух, сами знаете…

— Да завалим козлов, не вопрос…

Первым не выдержал Витал. Он сорвал с гранаты предохранительную чеку и бросил ее вниз. И только после этого крикнул:

— Это вопрос!

Вслед за первой гранатой полетела вторая. Ее бросил Никита… Взрыв, еще взрыв… Звон в ушах, крик ужаса, чей-то предсмертный стон, проклятия… Никита не обращал на это никакого внимания. С потрясающим хладнокровием он бросил вниз еще две гранаты. В моменты разрывов не высовывался. Чтобы не угодить под свой же осколок.

И Витал делал все как надо. Он швырнул последнюю гранату и встал. Одновременно с Никитой. И вперед. Вернее, вниз…

Никита делал все правильно. И легко. Перед тем как проснуться, человек иногда видит управляемые сны. Он видит себя этаким суперменом. И как бы враг ни пытался, он не в силах его победить. В героя могут стрелять, рвать его гранатами. Но пули проходят мимо, осколки отскакивают, взрывная волна гладит ласково, как легкий морской бриз… С Никитой происходило примерно то же самое. Только это был не сон, а жестокая реальность. В которой он убивал. Убивал легко и непринужденно. Без всякого внутреннего напряжения…

Как будто не человек он. Робот. Или зомби, запрограммированный на убийство.

Вместе с Виталом он спустился на площадку, где в грудах истерзанной человеческой плоти шевелилось что-то живое. Браток с оторванной рукой дергался в предсмертных конвульсиях. И еще один живой человек. Он лежит неподвижно. И вдруг резко разворачивается. Лицо залито кровью, правого глаза нет. Но есть рука, а в ней пистолет. И этот пистолет направляется на Никиту…

Короткая очередь. И браток замирает навеки. Никита успел проконтролировать событие. Он держит ситуацию под постоянным контролем.

Трупов было пять. И еще по ступенькам вниз тянется жирный кровавый след. Все лампочки на площадке выбиты взрывной волной. Но Никита видел этот след.

Раненого братка они увидели на следующей лестничной площадке. Он был весь в рваных ранах, весь в крови. Он уползал от преследователей. И остановился, когда понял, что никуда ему не уйти.

Он узнал Витала. И протянул к нему руку, как будто взывал о пощаде.

— Витал, братуха… — жалобно протянул он.

— Хату как вычислили? — спросил Витал. И продолжал идти на него.

— Гиря, — коротко ответил тот.

Значит, Гиря эту квартиру сдал. Из следственного изолятора.

— Быстро вы…

— Витал, помоги…

— Да, конечно, братуха!

Витал нажал на спусковой крючок. Грохот, звон гильз, запах пороха… Браток больше не чувствовал боли.

— Чтобы не мучился, — бесцветно бросил Витал.

Они спустились на первый этаж. Никита шкурой почувствовал опасность. И тут голова выдала правильное решение.

Не останавливаясь ни на секунду, он вытащил из кармана гранату. То же самое за ним молча повторил и Витал. Артемчик прикрывал их сзади. Если вдруг что, он готов был жать на спусковой крючок.

Никита по кривой швырнул «эргэдэшку» в затемненное пространство возле входной двери. Грохот взрыва, а за ним чей-то предсмертный стон. Все это подтвердило, что он поступил правильно.

Витал также швырнул туда гранату. И сразу же после взрыва залил пространство свинцовым дождем. Но добивать было некого. Два боевика уже не дышали…

Но это было еще не все.

Вроде бы с ленцой Никита и Витал, а за ними Артемчик вышли из подъезда. Но это была обманчивая вялость. На нее как на удочку попались четыре братка, которые шагали к ним. Они не так быстро, как было нужно, вскинули свои пистолеты. Никита и Витал опередили их всего на доли секунды. Автоматы в их руках загрохотали еще раз. Через мгновение к ним присоединился Артемчик. Пули встретились с телами боевиков, окрасили их в красный цвет.

— Вот и все, — сказал Витал, когда все четыре братка распластались у его ног.

Он надавил на спусковой крючок, чтобы добить раненого. Но автомат молчал. В нем не было больше патронов.

А раненый с мольбой смотрел на Никиту. Говорить он не мог. Говорили только глаза. А в них жуткий страх перед смертью.

— Клюв, ты? — узнал его Никита.

Жалости к нему он не чувствовал. Но и добить его рука не поднималась.