88  

– Ну, что там на поле битвы?

– Не слишком много. Работы почти нет, Сидни.

Он старался смягчить очередной удар. Работа всегда была, но не для меня. Меня снова судили. Судили несправедливо. Преждевременно. И меня снова терзала мысль о том, что больше я ничего не смогу написать. Время от времени ко мне приходили друзья, и чаще всех – Граучо, у которого всегда находились для меня добродушная шутка и искреннее утешение.

Я безуспешно ждал звонка. Шли недели, месяцы… денег становилось все меньше.

Я никогда не ограничивал расходы. Деньги как таковые меня не интересовали. Моя философия трат представляла странную мешанину из мотовства Отто и бережливости Натали. Мне было жалко расходовать деньги на себя, но я охотно помогал окружающим и в результате не делал накоплений.

Я должен был выплачивать кредит за покупку дома, выдавать жалованье садовнику, парню, чистившему бассейн, и Лоре. Наше положение ухудшалось с угрожающей скоростью.

– Что нам делать? – забеспокоилась Джоджи.

– Придется начать экономить, – пробормотал я и, тяжело вздохнув, добавил: – И для начала уволить Лору. Горничная нам больше не по карману.

Для нас обоих это была ужасная минута.

– Скажи ей сам, – попросила жена. – Я не могу.

Лора была для нас членом семьи. Всегда заботливая, жизнерадостная, всегда готовая помочь… Она обожала Мэри, и дочь платила ей тем же.

– Это будет очень трудно… – признался я, но все же позвал Лору в библиотеку. – Лора, боюсь, у меня неважные новости.

– Что случилось? – встревожилась она. – Кто-то заболел?

– Дело не в этом. Просто… нам придется отпустить вас.

– То есть как?

– Мы больше не можем позволить себе иметь горничную.

– Хотите сказать, что увольняете меня? – растерялась она.

– Мне очень жаль.

Лора покачала головой:

– Вы не можете этого сделать!

– Но вы не понимаете. Я не в состоянии платить вам.

– Я остаюсь.

– Лора…

– Я остаюсь.

И она вышла из комнаты.


Теперь мы почти никуда не выходили: не было денег. Очень хотелось посмотреть кое-какие пьесы, но билеты стали для нас чересчур дорогими. Лора, естественно, слышала наши с Джоджи разговоры. Мы довольно часто обсуждали возможность очередного похода в театр, но почти всегда отказывались от этой мысли.

Как-то во время очередного спора Лора отозвала меня в сторону.

– Возьмите, – шепнула она, протягивая мне двадцать долларов.

– Я не могу это взять, – отказался я.

– Но вы же вернете, – возразила она.

Я едва не заплакал. Она работала с утра до вечера, не получая жалованья, да еще давала мне деньги!


Настал день, когда я не смог сделать очередную выплату по кредиту.

– Мы потеряли дом, – сказал я Джоджи.

Видя мою боль, она стала меня утешать:

– Не волнуйся, дорогой. Все будет хорошо. Ты не раз создавал хиты и снова создашь!

Она ничего не понимала.

– Больше я не смогу писать. Все кончено.

Я вспомнил тот дом, на Мерион-стрит, в Денвере, который снимала моя семья. Как я мечтал, что когда-нибудь женюсь и мои дети вырастут в том доме! К этому времени, если считать дома, квартиры и отели, я переезжал тринадцать раз!

На следующей неделе нам пришлось покинуть дом с бассейном и чудесным садом и перебраться в квартиру. Теперь я вел жизнь Отто, мчался, как на американских горках, от процветания к бедности и снова к процветанию в некоем бесконечном цикле. Меня снова преследовали мысли о самоубийстве. Из последних денег я продолжал выплачивать страховку. После моей смерти деньги перейдут к Джоджи и Мэри. «Без меня им будет лучше», – решил я и стал обдумывать план.

Я знал, что прошлое никогда не вернется. Больше не будет Европы, шумных вечеринок, успеха… Мне будет недоставать всего этого, и я задавался вопросом, что лучше: иметь и потерять или никогда не знать вкуса успеха и не терзаться сожалениями? Я находился в глубокой депрессии, и самоубийство казалось единственным выходом.

Я постоянно вспоминал слова доктора: «У вас маниакально-депрессивный психоз… От него страдают не менее двух миллионов американцев… Приблизительно один из пяти больных рано или поздно кончает жизнь самоубийством».

Я жил в кошмаре, который, как чувствовал, никогда не закончится. Действительно ли я хотел покончить с собой?

Я пытался думать не о неудачах, а о достижениях, но ничто не помогало. Таинственные, зловещие процессы в моем мозгу этого не позволяли. Я не мог контролировать собственные эмоции.

  88  
×
×