125  

— Я построил себе дом поближе к природе. Здесь хорошее место, земля вся пропитана позитивной энергией, — объяснила хозяин-хозяйка, ведя гостя внутрь.

Ластик увидел очень просторную комнату с гладкими деревянными стенами, на которых висело множество картин в золотых рамах. Зато мебели было немного — лишь невысокий стол да несколько странных шаров приятного пушистого вида.

— Как у вас красиво, — вежливо сказал Ластик. — Вы здесь живете один, то есть одно?

— С соседями. Президент Рамирес поселился в Альпах, это всего тысяча километров отсюда. А мой близкий друг сенатор Хоббс живет на берегу Балтики, это еще ближе, — ответило существо из будущего.

— И вам всем не одиноко? Мир такой большой, а вас так мало!

Магдаитиро, сосредоточенно нажимавшее какие-то кнопки на пульте, замерло, слегка наклонило голову набок. Послышалось какое-то неразборчивое, очень быстрое бормотание, будто кто-то включил магнитофон на ускоренную перемотку.

— Простите, что?

— Это я обдумывало твой вопрос. Да, нас немного. Но зато у нас ценят каждого жителя Земли. Не то что твои «нормальные» люди. У них сильные мучили слабых, даже убивали, а остальным хоть бы что. А у нас, когда доктор Липшюц, живущий в Антарктиде, упал в ледяную воду и подал сигнал бедствия, в течение минуты явилось больше пятисот наших, а остальные прибыли в течение следующих пяти минут. Никогда еще на одном айсберге не собиралось столько народу! Мы все — Очень Уважаемые Люди. Мнение каждого драгоценно. Невозможно себе представить, чтобы наши приняли какое-то решение, если оно не устраивает хотя бы кого-то одного. Правда, никаких коллективных решений нам принимать давно уже не приходится. Мир функционирует в абсолютном порядке. Все проблемы устраняются еще до их возникновения. Ближайшая катастрофа случится через 182 оборота планеты вокруг Солнца: в Землю должна попасть большая комета. Но не попадет, потому что через 102 оборота мы выпустим ей навстречу баллистический снаряд, который изменит ее траекторию… Еще четыре команды, и завтрак будет готов, — снова занялось Магдаитиро пультом.

Было ужасно интересно, чем здесь кормят, но, пока не пригласили к столу, Ластик, как и подобает воспитанному мальчику, сделал вид, что интересуется живописью. Прошел вдоль ряда картин, и одну сразу же узнал.

— Какая хорошая копия «Моны Лизы», — сказал он тоном знатока, чтобы блеснуть перед жителем будущего эрудицией. Пусть не думает, что мальчики двадцать первого века были невежами.

— Почему копия? Это оригинал. Я беру в СЗ-148 картины, которые мне нравятся. Надоест — вешаю обратно в Лувр и беру другие. Ну, прошу садиться.

Магдаитиро пододвинуло пушистый шар, село на него — оказалось, что это кресло.

Так же поступил и Ластик. Сиденье моментально приняло форму его тела, заботливо обхватило спину и бока.

Поверхность стола раздвинулась, и выехала белая скатерть, уставленная серебряной посудой, хрусталем и вазончиками, в каждом из которых было по цветку.

От переживаний и беготни Ластик ужасно проголодался и с большим интересом рассматривал угощение.

Похоже, Магдаитиро очень любило желе. Оно тут было всех расцветок: в одном блюде мутно-белое, в другом розоватое, в третьем желтоватое, в четвертом зеленоватое. Больше ничего съедобного, кроме крошечных пакетиков соли и кубиков сахара, Ластик на столе не обнаружил.

— Обожаю желе, особенно на десерт, — сказал он с намеком.

— Угощайся. Тут всё, что необходимо организму: чистый белок, чистые углеводы, немножко жиров, клетчатка, пятиграммовые дозы соли и двадцатиграммовые сахара. А в графине минеральная вода.

Человек из будущего зачерпнул по разу из каждого блюда, высыпал на язык пакетик соли, запил стаканом воды и закусил кусочком сахара.

— Вот и позавтракало. М-м-м, объедение. Ну что же ты?

— Спасибо, я не голоден…

Ластик мрачно грыз сахар. Когда потянулся за вторым куском, серебряная крышечка сахарницы сама собой закрылась.

— Ну как хочешь. Посиди, подожди, пока пища растворится в крови. А мне пора смотреть «Смех и слезы», это мой самый любимый сериал. Жалко, ты не видел предыдущих серий, тебе будет трудно уследить за сюжетом.

Хозяин-хозяйка развернулась на своем шароподобном кресле к стене — единственной, где не висело ни одной картины, и вся стена вдруг превратилась в экран. Разноцветные геометрические фигуры медленно перемещались, то светлея, то густея, наползали одна на другую. Сопровождалось всё это то негромким посвистыванием, то щелчками, то вздохами.

  125  
×
×