Детская книга

Неспешной пружинистой походкой на арену вышел высокий мужчина с матово-белым лицом, с которым эффектно контрастировали подкрученные черные усы и остроконечная бородка. Великий маг и чародей был сплошь в черном: трико, цилиндр, перчатки, широкий плащ до земли. Но вот Дьяболо Дьяболини элегантно взмахнул рукой, приветствуя публику, плащ распахнулся, и стало видно, что изнутри он ярко-алый.

Тот самый! Ластик не мог опомниться. Тот самый итальянец, что похитил Райское Яблоко!

Но главное потрясение было еще впереди.

Взгляд Ластика наконец упал на мальчика-ассистента, скромно державшегося подле самых кулис.

Несмотря на черный с блестками костюмчик, несмотря на берет с пером, ошибиться было невозможно. Эти пронырливые глаза, эта смуглая физиономия!

«Итальянским мальчиком Пьетро» оказался подлый ворюга и вероломный обманщик по кличке Петух.

В огне не горит и в воде не тонет

— Папенька, а что такое «скипист»? — спросил детский голос, и Ластик навострил уши — ему тоже хотелось это знать. (Эх, был бы унибук!)

— Не «скипист», а «искейпист», — ответил папенька. — Это такой фокусник, который умеет исчезать из запертого ящика, или его всего закуют в цепи, а он раз — и освободился. Тсс, не мешай слушать шпрехшталмейстера.

А распорядитель в красном фраке (вот как, оказывается, он назывался) тем временем продолжал превозносить невероятные способности иллюзиониста:

— Такой человек рождается раз в сто лет! Некоторые газеты даже пишут, что маэстро, может быть, вовсе и не человек, — здесь шпрехшталмейстер понизил голос, а оркестр тихонько заиграл арию «Сатана там правит бал». — Несомненно одно: синьор Дьяболини в воде не тонет и в огне не горит! Сейчас вы сами в этом убедитесь! Прего, маэстро!

Поклонившись, он попятился за кулисы. Свет прожекторов потускнел, музыка стихла.

Горит маэстро в огне или не горит, но унибук нужно было вернуть, а для этого следовало держаться поближе к «итальянскому мальчику». Ластик пробрался к оркестру и спустился вниз, к самому барьеру. Отсюда до кулис было рукой подать. Вот закончится выступление, и он поймает Петуха, когда тот будет уходить с арены.

Дьяболо Дьяболини оглянулся на ассистента и громовым голосом крикнул:

— Аллегро! Темпо, темпо, шорт дери! Публика ждать нельзя!

Липовый Пьетро кинулся к своему шефу, но споткнулся и растянулся во весь рост.

— Ассасино! — взревел Дьяболини. — Ступидо! Идиото! Я тебя уничтожать! Сжигать!

Петух, то есть Пьетро, вскочил на ноги и весь съежился от ужаса.

— Пер фаворе, синьор! — жалобно пискнул он.

Но кудесник махнул рукой, с пальцев посыпались искры, а у Пьетро под ногами полыхнула ослепительная вспышка, повалил дым. Ластик поневоле зажмурился — как и все в зале.

Открыл глаза — пусто. Ассистент исчез.

Ах! — пронеслось по цирку. Ластик же только усмехнулся. Этот нехитрый фокус ему сегодня уже демонстрировали. Ничего особенного: ослепление вспышкой плюс резвость ног. Он не мог бы поручиться на все сто процентов, но, кажется, в ту секунду, когда его глаза были закрыты, по проходу мимо что-то прошелестело, и колыхнулся воздух.

— Серениссима публика! — взмахнул своим черно-красным плащом итальянец. — Я буду вам монтраре — э-э-э… показывать — эксперименто молто периколозо! Оччень опасно! Сеньори и бамбини прего не смотреть!

— Что с мальчиком? — крикнул из зала женский голос. — С ним все в порядке?

— Да, что с Пьетро? — зашумели и другие. — Он жив?

Детский сад, ей-богу, покачал головой Ластик.

— Если публика хотеть — мальчик жив, — милостиво объявил Дьяболини. — Пьетро! Риторно! Назад! Где он, инферно фуриозо? Публика не будет андаре! О, пикколо бандито, сейчас ты будешь тут! Эй! Коробка!

Ливрейный служитель внес на арену картонный ящик: огромный, метра полтора шириной и столько же в высоту, но, видно, совсем легкий — человек без труда удерживал его на голове. Крышка у ящика отсутствовала, и было видно, что внутри он пуст. Сомнений в этом и вовсе не осталось, когда служитель бросил свою ношу на пол — коробка подпрыгнула.

Маэстро вытащил ее на середину. Начал делать пассы руками:

— Крамба-румба-штрек! Уно, дуэ, тре!

Ударила барабанная дробь, все прожекторы и лампы погасли, и воцарилась темнота, но не более чем на одну-две секунды.