Детская книга

— Истинная правда, государь! — отозвался из горницы боярин.

Царь, не вставая с коленок, подполз вплотную к гробу, наклонился, обдав запахом чеснока и пота. Зашептал в самое ухо:

— Прости ты мя, окаянного. Ты ныне на небеси, тебе по ангельскому чину зла и обиды в сердце несть не статно. Аз, грешный, многими болезнями маюся, и лекари иноземные лекарствиями своими не дают облегчения. Исцели мя, святый отрок, от почечуя постылого, от водотрудия почешного, от бессонной напасти и брюхопучения. А за то аз тебе на Москве церкву каменну поставлю, о трех главах, да повелю тебя во храмех молитвенно поминать вкупе с блаженные отцы.

Борода монарха щекотала Ластику подбородок и край рта. Это-то еще ладно, но когда длинный ус коснулся ноздри, случилось непоправимое.

— Ап-чхи! — грохнул «святый отрок». И еще два раза. — Ап-чхи!! Ап-чхи!!!

Наследник престола

— Здрав буди, батюшко-царь! — в один голос откликнулись Василий Иванович и Ондрейка, а боярин еще и прибавил. — Изыди дух чихной, прииди благолепной!

Только батюшке-царю было совсем не благолепно. Ластик это сразу понял, когда открыл глаза и приподнялся в домовине (после чихания притворяться покойником смысла не имело).

Его величество шарахнулся от гроба так, что с размаху сел на пол. Борода тряслась, глаза лезли из орбит.

— О… ожил! — пролепетали дрожащие губы.

Понятно, что человек испугался. Всякий обомлеет, если на него чихнет мертвец. Чтоб монарх успокоился, Ластик ему широко улыбнулся. Только вышло еще хуже.

— А-а! — подавился криком Борис, в ужасе уставившись на хромкобальтовую скобку. — Зуб железной! Яко речено пророком Даниилом: «И се зверь четвертый, страшен и ужасен, зубы же его железны!» Погибель моя настала, Господи!

— Господин царь, да что вы, я вам сейчас всё объясню, — залепетал Ластик, не очень-то рассчитывая, что самодержец поймет, а больше уповая на ласковость интонации. — Я никакой не мертвец, а совершенно живой. Меня сюда по ошибке положили.

— А-а-а! А-А-А-А! — завопил Годунов уже не сдавленно, а истошно.

В каморку вбежал Василий Иванович, увидел сидящего в гробу Ластика, съежившегося на полу царя и остолбенел. Левый глаз открылся и сделался таким же выпученным, как правый. Рука взметнулась ко лбу — перекреститься, но не довершила крестного знамения.

Из-за плеча боярина показалась физиономия Шарафудина. Озадаченно перекосилась, но не более того — непохоже было, что на свете есть явления, способные так уж сильно поразить этого субъекта.

— Воскресе! — прохрипел Борис, тыча пальцем. — Дмитрий воскресе! За грехи мои! Томно! Воздуху нет!

Он опрокинулся на спину, рванул ворот — на пол брызнули большие жемчужные пуговицы.

Двое других не тронулись с места, всё пялились на Ластика.

— Руда навскипь толчет… сердце вразрыв… — с трудом проговорил Годунов. — Отхожу, бо приступил час мой…

И вдруг улыбнулся — что удивительно, словно бы с облегчением.

Как вести себя в этой ситуации, Ластик не знал. Терять все равно было нечего, поэтому он выудил из-за гроба унибук, раскрыл и включил перевод.

— Кровь бурлит толчками… сердце разрывается. Умираю, пришел мой час… Благодарю тебя, Боже, что явил мне перед смертью чудо великое — оживил невинно убитого царевича, грех мой тяжкий, — вот что, оказывается, говорил государь, еле шевеля побелевшими губами.

Потом взглянул на воскресшего покойника, уже не с ужасом, а, пожалуй, с умилением.

— Ты кто еси? Мнимый образ альбо чудо Господне?

«Ты кто? Примерещившееся видение или Божье чудо?»

— Никакое я не видение, я нормальный человек, — ответил Ластик и скосил глаза на экран.

Унибук, умница, сам перевел его слова на старорусский: «Аз есмь не мнимый образ, но тлимый человек».

— Аз тлимый человек, — прочитал вслух Ластик.

Царь слабой рукой перекрестился:

— Се чудо великое. Сподобил Господь свово Ангела заради земли Русския плоть восприяти и облещися в тлимаго человека!

«Это великое чудо. Соизволил Господь ради спасения России превратить своего ангела в плоть и сделать живым человеком!»

Повернул голову к дверце и, хоть и тихо, но грозно приказал:

— Падите ниц, псы!

Те двое разом бухнулись на колени, однако князь левый глаз уже прикрыл, а злодей Ондрейка и вовсе смотрел на «ангела» прищурясь. Похоже, не больно-то поверил в чудо.