Дорога дальняя, казенный дом

— В одну воду дважды не войдешь, — покачал Вадим головой.

— Ты бы мог войти в меня как в первый раз… Да, совсем забыла сказать, завтра я выхожу замуж… Почему ты не спрашиваешь, за кого?

— Ты еще не ушла?

— Я выхожу замуж за Алтынова. И мы уезжаем на Кипр…

— Скатертью дорога! — усмехнулся Вадим.

— Жаль, что у нас ничего не вышло напоследок… Надеюсь, ты будешь об этом жалеть.

— Вряд ли.

— А ты не зарекайся. Жизнь очень длинная… Счастливых снов, мой дорогой!

Олимпия выпорхнула из комнаты, оставив его в изумлении. Олимпия сама пришла к нему тайком от Алтынова, сама предложила себя. Ему оставалось только руку протянуть. Но вместо того, чтобы доставить удовольствие и ей и себе, он прогнал ее. И тем самым должен был обидеть. А как утверждает народная молва, нет зверя опаснее, чем смертельно обиженная женщина… Но, похоже, Лима не очень-то на него обиделась. Похоже, для нее это была разведка боем. Пусть и неудачная, но разведка, за которой могли начаться боевые действия. Алтынов уже немолод. Да, он богат, но деньги не могут заменить молодые силы. Зато у Вадима с этим все в порядке. Тем более что в прошлом Олимпия всерьез утверждала, что ни с кем ей не может быть так хорошо, как с ним… Но ведь он же не бездушный, чтобы на автомате удовлетворять ее сексуальные потребности. Он человек, у него есть и совесть, и гордость…

Глава двадцать первая

1

Алтынов пребывал в добром расположении духа. Бодрая улыбка, веселый взгляд. Но все же через фон этого внешнего благополучия просачивалась тоска, скрытая в глубине глаз.

— Извини, сынок, что не пригласил на свадьбу, — ничуть не чувствуя за собой вины, сказал он.

— Да я и не обиделся, — равнодушно пожал плечами Вадим.

— И нечего обижаться. Свадьбы как таковой не было. Приехали в загс, расписались. И все… Какое может быть торжество, когда Олимпия уже была замужем… Ты на меня не сердись. Так уж вышло…

— Да вы не оправдывайтесь, — усмехнулся Вадим. — Стрелять я в вас все равно не буду… А то что женились на ней, меня мало волнует…

— Тебе не кажется, что тебе уже давно пора на «ты» со мной перейти? Все-таки ты мне сын родной…

— Мне кажется, что у нас мало общего…

— Я в этом не уверен… Я смотрю на тебя и узнаю себя в молодости… Ты такой же с характером, как и я… Ну да ладно, все это лирика… Больно мне на тебя смотреть. Анжелу не воскресить, но хотя бы земле предать… Так было бы легче — и тебе, и ей. Душа-то, она бессмертная… Увы, труп найти не могут. И этого, с которым ты был… Ни его, ни Марины… Может, Марина — это всего лишь прикрытие. Может, кто-то прячется за ней. У меня плохое предчувствие, сынок. Такая каша заварилась, что, боюсь, не расхлебать… У Анжелы, наверное, предчувствия не было, а гляди ж ты, как все обернулось. А меня изнутри тревожит…

— Все будет хорошо.

— Да, скорее всего, — кивнул Алтынов. — Но если вдруг что… Ты не держи на меня зла, сынок. Я же человек, со всеми слабостями и недостатками. И зла столько сотворил, что стыдно…

— А кто без греха?

— Вот и я о том же… Да, хотел сказать, мы с Олимпией на Кипр едем. Только не думай, что я нарочно туда на медовый месяц еду. Никаких аналогий, поверь. Просто нравится мне там. Спокойное там место. И не скучно… Ты тоже не скучай…

— Легко сказать…

— Может, тебе самому съездить куда, развеяться? Заграничный паспорт, деньги — это не проблема. Хоть в Америку лети…

— Не нужна мне Америка, — покачал головой Вадим. — И отдых без Анжелы не в радость… Но уехать хочу. Так, чтобы подальше от этих мест. На работу бы устроиться…

— Нет, лучше в институте восстановиться…

— Не хочу я здесь оставаться.

— И не надо оставаться. В Москву поезжай. Там и будешь учиться. В институте стали и сплавов, лучше на экономический… А еще лучше сразу на два факультета. Чтобы голова была всегда занята. Чем голове тяжелей, тем на душе легче…

— Ты читаешь мои мысли, — сдавленно улыбнулся Вадим.

— Ну вот, уже на «ты», это хорошо…

— В институт мне осенью…

— А до осени работать будешь, если отдыхать не хочешь… С работой, разумеется, помогу. В Москве у нас представительство…

— Я бы лучше сам по себе…

— А это ты брось, — нахмурился Алтынов. — Ты — мой сын, ты должен жить моими интересами. И я хочу, чтобы ты так жил…