Мозг Эйнштейна

«Иржи Воженил, первое христианское производство мыла в землях королевства святого Вацлава».

Счетчик показывал 1917 год .

В передней они встретили тестя. Выглядел он даже моложе Корейса. И одет был все в ту же сокольскую форму.

— Папа! — бросилась ему на шею Марта. — Ты еще не отдал этих денег?

На пороге кухни появилась женщина с маленькой девочкой на руках.

— А это что за особа? Опять одна из твоих девок? — раскричалась она.

— Маменька…

— Какая я вам маменька, я не старше вас! И к тому же порядочная женщина. Вы только посмотрите, как одета эта шлюха, уж не сбежала ли она часом из цирка? Вот какие у тебя друзья!

— Но она и вправду похожа на тебя. Кто вы, собственно, сударыня? — осторожно спросил отец. Марта в ответ нерешительно указала на девочку, которая тут же разревелась.

— Мы ничего не станем вам объяснять, — попытался выйти из затруднительного положения Корейс. — Хотим только предостеречь вас. Не давайте денег мафии. Вы будете жалеть об этом всю жизнь, а на старости лет это погубит вас. Вы должны остановить ход истории.

— Что?! — во всю глотку заорала стоявшая на пороге женщина, и Корейс мысленно возблагодарил провидение за то, что его жена не унаследовала характер матери. — Ты им все-таки отвалил деньги? Окончательно выжил из ума!

У тестя лопнуло терпение!

— Все вы посходили с ума, откуда бы вы ни взялись. Я хочу после войны открыть в нашей деревне фабрику. А если здесь останется Рихтенбаум, то я могу сматывать удочки. Меня спасут только патриоты, чешские заказчики. Я вложил эти деньги в лучшее предприятие на земле и стану самым крупным фабрикантом мыла в освобожденном чешском королевстве. Да здравствует его превосходительство Крамарж, милостью божьей король чешский! — восторженно воскликнул он.

Тут раздались удары в ворота. За ними стояли два жандарма в старинной форме, которые пришли арестовать путешественников. Корейс отбивался от них чуть ли не целый час. В конце концов его вместе с тестем повели в наручниках в жандармерию. Тесть шел с таким видом, будто идет туда играть в карты.

— Как хорошо, что вы не шпик. А я было заподозрил вас, — шепнул он Корейсу. — Но теперь вижу, что вы ненавидите австрийцев так же, как я. Мафия назначит вас на высокий пост.

— Я люблю австрийцев! Да здравствует Австрия! Да здравствует император! Не хочу независимости! — шагая по улице, кричал Корейс, пока ему не заткнули рот. За углом жандармы остановились. Тесть сунул им по гульдену. Они кивнули:

— Но смотрите, хотя бы неделю не показывайтесь в деревне. Пока разводящий не забудет о вас.

Оба жандарма отдали честь и степенно направились к трактиру.

— Можешь больше не притворяться, не ори и не лезь на рожон, — улыбнулся молодой тесть, позвякивая мелочью. — Недельку отдохнем в замке и что-нибудь подыщем для тебя.

— Нет! Не стану я снова повторять ту же бессмыслицу. Не буду способствовать прогрессу во времена, когда меня еще на свете не было! — крикнул Корейс и опрометью бросился к своей машине. Но, добежав до угла, остолбенел. Военные только что осмотрели автомобиль, впрягли четверку лошадей и, оцепив машину ротой солдат, отвозили ее в свою казарму.

— Мне очень жаль, — сказал тесть, догнав Корейса. — Но столько гульденов, сколько здесь потребуется на всех, у меня нет. — Там было добрых двести солдат. — Укроемся пока в замке, дружище,

В замке, находившемся в четыре километрах от деревни, как раз заседали местные патриоты. Главным образом представители ремесленников. Председательствовала ее светлость княгиня Гортензия, которой было уже за восемьдесят, и слышала она только, когда все орали хором. Обе Марты уже давно были там. Спутница Корейса подошла к нему:

— Княгиня говорит, что ее дедушка добровольно отменил крепостную зависимость крестьян в нашем крае и этим положил начало прогрессу во всей стране.

— Ну и пускай. Никуда я больше не поеду. Дождусь двадцать восьмого октября будущего года и вернусь домой. Буду работать на фабрике. Пойду на службу. Бессмысленная идея. Прогресс никаким техническим изобретеньем не остановишь.

— Но она спиритка, думает, что мы перевоплотились, и ничего странного в этом не видит. Даже хочет послать своему дедушке письмо.

— Недавно я целую неделю разговаривала с одним ламой из тибетского монастыря «Голубые ворота»… — кричала Гортензия.