Я промазал, опер – нет

Стрелял я от живота, и вовсе не потому, что подражал киноковбоям, просто не хватило времени, чтобы вынести оружие в более удобное положение. Впрочем, выстрел удался. Будь жертва восковой фигурой, я бы непременно залюбовался дырочкой, образовавшейся у нее во лбу. А так я лишь скользнул по ней взглядом и сосредоточился на очередной мишени, которая, увы, не замедлила появиться. На этот раз из машины высунулся водитель, и тоже с оружием, но прыткий Глыжин вмиг сбил с него кураж. Он стрелял в парня до тех пор, пока тот не свалился замертво. И так увлекся этим, что не заметил, как из машины через заднюю дверь выскочил человек и, пригнувшись к земле, метнулся в темнеющий проем гаража.

– Стоять!

Пригожих бросился за ним. Обогнув машину, попытался проскочить под воротами гаража вслед за беглецом. Он бы смог это сделать, если бы не я. Не знаю, каким инстинктом почуял я опасность и каким чудом смог дотянуться до парня, но схватил его за шкирку, дернул на себя. И в это время из глубины гаража длинной очередью прозвучали выстрелы. Пули выбили искры из гранитной брусчатки в каких-то сантиметрах от моей ноги.

А ворота продолжали опускаться, и забраться в гараж можно было только из лежачего положения. Беглец больше не стрелял. Или у него закончились патроны, или он решил, что мы с лейтенантом для него уже неопасны. Я упал на землю, быстро закатился в гараж и увидел, как по ступенькам в открытую дверь темным силуэтом вбегает человек. Еще бы секунда, и я был бы спасен. Но, увы, мои боевые инстинкты снова подвели меня. Я успел выстрелить.

Фигура скрылась в дверном проеме, и я обнадеженно подумал, что промазал. Но вот прошла секунда-две, и будто в замедленной съемке из открытой двери задом вывалился человек и рухнул на груду колес. И так вдруг стало тихо, как будто кто-то гвоздями в моих ушах поковырялся. И собака во дворе исходит лаем, и Глыжин должен кричать, а у меня только звон в ушах. А где-то глубоко в сознании стучит молоток, каким судья призывает к порядку.

Если бы не сгустившаяся темнота, я бы, возможно, решил, что у меня начались проблемы с головой. Но мрак подсказал мне, что за мной закрылись гаражные ворота, поэтому и стало так тихо. А стук молоточка... Это, похоже, что-то капает.

В кармане куртки я нащупал связку ключей, к которой был прикреплен пальчиковый фонарик с узким лучом. С его помощью я разглядел выключатель и зажег свет в гараже. Затем нашел кнопку, нажатием на которую привел в действие электропровод, – ворота снова стали подниматься вверх.

Я никогда не виделся с Артосом и лишь смутно представлял, как он выглядит. Высокий, крупный, мощный – не самая богатая информация, чтобы опознать по ней человека. Но мне казалось, что упокоенный на покрышках мужчина и есть хозяин дома. Он лежал на спине, откинув правую руку, с нее-то, струясь по ладони, и капала на парафинированную бумагу кровь. А струилась она по телу из-под простреленного воротника, скрывающего шею. Видно, пуля задела сонную артерию...

Взгляд его безжизненно устремлен в потолок, с тускнеющих глаз испарялся страх и удивление. И не надо щупать пульс, чтобы понять, насколько сильно переборщил я в своем рвении.

Рядом с трупом лежал пистолет «беретта», трогать я его не стал. Пусть им займутся эксперты.

– Ну, что там? – гаркнул на ухо Глыжин, останавливаясь рядом со мной.

– А ты не видишь?

– И приснился Артосу красный писец.

– Он?

– Он самый.

– Что делать будем?

– Как что? Они первые начали. Тут камер понатыкано, надо блок памяти снять, для доказательства... А ты красавчик...

– Лучше бы я на Карамзина остался.

– Молодец, умно. А Стаса бы кто из-под пули вытащил?

Лейтенант стоял в проеме ворот, пистолет в опущенной руке, голова склонена набок, лицо бледное, губы блеклые и взгляд, каким смотрят в пропасть с края высокого обрыва. Понимает Пригожих, что мог пулю получить.

– А ты говоришь, зачем ввязался в эту аферу, – одной щекой улыбнулся Глыжин. – Затем я тебя и взял, что на тебя зверь бежит...

Я удивленно посмотрел на него. Вроде бы начал за здравие, и с опасностью справился, и человека от пули уберег. А заканчивает вроде как за упокой, но голосом свадебного тамады. Оказывается, он взял меня как приманку, потому что со мной вечно что-нибудь да случается. А как еще можно было понять его слова?

– Спасибо, друг, – саркастически глянул на него я.

– Друг? Смотри, я тебя за язык не тянул, – подмигнул мне Никита. – Обмыть это дело надо.