Я промазал, опер – нет

Кап-кап... Кап-кап... Кап-кап... Да что же это такое? Так покойно было безжизненно лежать под глубоким и тяжелым слоем вечности, но эта капель просто невыносима!

Кап-кап... Кап-кап... Кап-кап... Я открыл глаза и увидел прикрученную к стене белую, с рыжими разводами раковину, медный кран с фаянсовым маховиком, капля насыщается водой, звонко падает вниз, раз, другой... Кап-кап... Кап-кап... Кап-кап... Но этот звук уже не раздражает. Эта капель вернула меня на поверхность жизни из подземных глубин, где мрак и вечность.

Лампа в круглом абажуре под потолком, темный, слегка заплесневевший угол, закрытая дверь возле умывальника, пустая рогатая вешалка рядом с ней. Больничная палата, и я здесь – прикованный к кровати пациент. Шея туго обмотана бинтами, руки под простыней – катетеров не видно, не заметно трубочек и проводков, идущих к аппарату жизнеобеспечения. Да и нет никакого аппарата, не слышно его. И на лице нет кислородной маски...

Я чувствовал свое одеревенелое тело, а пальцы на руках и ногах казались чужими, с трудом, но все-таки повиновались мне. Ничего, пройдет время, и я смогу встать на ноги. Я знал, как это бывает. Я знал, как выздоравливает после ранения человек... Я жив, и я обязательно встану с больничной койки.

Дверь в палату открылась, и я увидел мужчину в белом халате. Высокий лоб, широкий овал лица, но глаза, нос и рот маленькие, казалось, они стремились собраться в точке на переносице. Но дефектным его лицо я назвать не мог, хотя бы потому, что на нем светилась радушная, жизнеутверждающая улыбка.

– Ну вот! – глянув на меня, затем на часы, еще шире растянул он губы. – Точно по расписанию!.. Как чувствуете себя, молодой человек?

Словами ответить я не смог: во рту пересохло, язык намертво, казалось, прилип к нёбу. Но я кивнул, выражая свою догадку о том, что шансы у меня есть.

– Вот и я думаю, что все в порядке, – задорно подмигнул мне врач. – Пуля попала в шею, гортань, позвоночник и сонная артерия не повреждены, и это самое главное. Крови много потеряли, но ничего… У вас хороший начальник. И, главное, что одной с вами крови, капитан... А вот, кстати, и он. То есть она... Здравствуйте, Дарья Борисовна! Я же говорил, что ровно в десять он будет,как огурчик...

В палату вошла Дарья. В глазах затаенная радость, на лице растерянность, на губах печальная, но не страдальческая улыбка. Впрочем, врач вежливо выставил ее за дверь. Но, закончив осмотр, впустил снова. Это я воспринял как хороший знак. Если ко мне допускают посетителей, то, значит, со мной все в порядке. Неважно, что Бесчетова не простой визитер. Для врачей перед болезнью все равны.

– Только недолго, – сказал он, закрывая дверь.

Дежурная фраза. Но мне хотелось, чтобы Дарья соблюла распоряжение врача. Отторжения она не вызывала, как раз напротив, но я чувствовал себя неуютно в ее присутствии. Вроде бы ни в чем я перед ней не виноват, но совесть почему-то скребется в душе, отсюда и неловкость...

– Врач сказал, что жить буду, – сказал я, радуясь, что могу говорить. – А что было, не сказал.

– Для этого есть я, – грустно улыбнулась Дарья.

– Что-то не так?.. Что-то с Олесей? – встрепенулся я.

– С Олесей?! – Уголки ее рта капризно опустились вниз. – Да нет, с Олесей все в порядке... Завтра ее увезут в Москву, еле уговорили...

Дарья отвернула лицо, чтобы скрыть невольную радость, спрямившую линию ее рта.

– А как же я?

– Ей обещали свидание с тобой, – приуныла она.

– И когда?

– Ну, я позвоню, скажу, что все в порядке... Ты даже не спросишь, что было, кто тебя ранил?

– Киллер в меня стрелял... Он что, ушел? – спросил я, вспомнив о двух спецназовцах, которые должны были меня страховать.

Жаль, что я оставил их далеко от места встречи с Чапой. Кто ж знал, что Чапа собирался сдать мне своего жильца. Так бы я поближе ребят подвез.

– Да нет, не ушел... Ты его убил... Он тебя ранил, ты его убил...

– Плохо.

– Что плохо?

– То, что я его убил.

– Ну, в общем, да, начальство злится. Он живым был нужен. Как теперь на заказчика выйдешь?

– При чем здесь это? Плохо, что убил. Убивать вообще плохо... Надоело все это, не могу больше.

У меня вдруг возникла потребность расстегнуть ворот рубахи, освободить шею, чтобы легче дышалось. От волнения мне не хватало воздуха... Но не было на мне рубашки, а от бинтовой повязки на шее не избавиться...

– Если бы ты не убил его, он бы убил тебя... Баллисты экспертизу провели, он стрелял в тебя из пистолета, которым был ранен Кузема. Он и Витю мог убить... И в нас из гранатомета стрелял, спасибо тебе, иначе бы все...