Даниэль Штайн, переводчик

— Я бы тоже возражал, если бы у меня спросили. Но не спросили. Так что теперь надо приводить парня в порядок. Он очень тяжело, как я понимаю, перенёс это опознание?

— Да. Он был сам не свой. Поднялся к себе в комнату и никого не хотел видеть. Даже младшую сестрёнку.

— Долго это продолжалось? Нежелание общаться с кем бы то ни было?

— Долго? До сих пор и продолжается! Он не хочет разговаривать ни со мной, чи с отцом. Он не спускался к обеду. Даже в субботу. Я носила ему в комнату еду и питьё, и ни разу не видела, чтобы он ел. Когда он похудел так, что все лицо обтянулось, я поняла, что он выбрасывает еду в уборную.

— Отец пытался с ним разговаривать?

— Сначала пытался, как-то на него наорал, а потом прекратил всякие попытки общения. Однажды предложил пойти на могилу к Баруху — его похоронили в Кирьят Арба, в парке Кахане, но Биньомин наотрез отказался.

— А как он с тобой?

— Он мне тоже не отвечал. Отворачивался к стене. Почти всё время лежал лицом к стене.

— Почему вы не вызвали к нему врача?

— Мы просто не успели. Отец считал, что он слишком впечатлителен, что должно пройти само собой. У нас семеро детей, и у каждого ребёнка свои проблемы. Как раз в это время болели двое младших, а потом обнаружили гастрит у старшей дочки. Я постоянно возила по больницам то одного, то другого.

— В школу Биньомин всё это время не ходил?

— Нет. Он отказывался, и мы не настаивали. Считали, что лучше он пропустит год, чем оказывать такое насилие.

— Он высказывал какие-нибудь суицидальные намерения?

— Какие намерения? Он вообще с нами не разговаривал.

— А с кем-нибудь разговаривал? С братьями, с друзьями?

— Он не хотел выходить из комнаты, когда заходили его приятели.

— Что было в тот день, когда он пытался вскрыть вены?

— Я уехала в семь утра из дому, отвезла младших в сад, других в школу, а сама поехала за продуктами. Когда приехала, с потолка лила вода. У нас на втором этаже душевая кабина, и он весь бойлер выпустил. Я бросилась наверх, он сидел, скорчившись, в душевой кабине, вены вскрыты, но крови было немного. Он был почти без сознания. Скорее в шоке, чем в обмороке. Я его подняла. Он совсем не сопротивлялся. Сразу вызвала «скорую». Вот и все. Но теперь я бы хотела поскорее забрать его домой.

— Нет, он в таком виде, что его надо бы подлечить.

— Это долго?

— Я думаю, не меньше шести недель. А может и больше. Пока мы не будем уверены, что его жизнь в безопасности, мы не можем его выписывать.

4. Заключение психиатра

Диагноз:

Тяжёлая затяжная реактивная депрессия, протестное поведение в рамках юношеского аффективного криза. Суицидальная попытка.

Дополнительно:

В связи с крайне негативным отношением к лечению, назначенному после совершения суицидальной попытки, пациент внушает серьёзные опасения в отношении возможности побега и новых суицидальных попыток. Нуждается в постоянном надзоре. Оповестить персонал.

5.

Заключение психиатра

Держится насторожённо. Контакт крайне затруднён. Молчалив. Негативистичен. На вопросы предпочитает не реагировать, лишь иногда отвечает односложно, не глядя на собеседника. От участия в психологическом обследовании отказывается. Явно нуждается в проведении психологической коррекции. На начальном этапе целесообразно использование методов невербальной психотерапии.

6. 1994 г., Кфар Шауль

Из приказа по психиатрической больнице

В связи с побегом 12 апреля с.г. пациента второго отделения Биньомина Шимеса объявить врачу Михаэлю Эптштейну, санитарам Таисиру Бадрану и Брахе Йосефу выговор.

Начальник охраны Узи Рафаэли уволен согласно приказу директора клиники.

Главный врач больницы Элиезер Ганор.

7. 1994 г., Кфар Шауль

В ВЕДОМСТВО ПОЛИЦИИ, ОТДЕЛ РОЗЫСКА ИЗ ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ БОЛЬНИЦЫ КФАР ШАУЛЬ

12 апреля с.г. из отделения №2 сбежал больной подросток Биньомин Шимес 16-ти лет. Общие приметы: рост 179, рыжеволосый, глаза голубые, лицо длинное, неправильный прикус, на верхнюю челюсть надеты брекеты, небольшой шрам на левом предплечье. Подросток не представляет опасности, но может нанести вред себе. Просим объявить в розыск. Фотография прилагается.