Ветер времени

Трудно было привыкнуть к мысли, что Сейехи никогда больше не вернется в рубку, никогда больше не будет работать с вычислительными машинами, которые он так любил, никогда больше не улыбнется застенчивой улыбкой, услышав свое прозвище.

Они вернулись на корабль и как могли плотнее закрыли люк, чтобы сберечь тепло.

— Он пошевелился! — крикнул им Нлезин.

Уайк и Колрак, схватив фонарики, бросились в рубку. Оба старались не думать о свежей могиле рядом с кораблем, но их неотвязно преследовала леденящая мысль еще об одной могиле.

Антрополог пошевелил ногой. Потом открыл глаза и напрягся, как будто пытаясь привстать.

Колрак, наклонившись, удержал его.

— Тише, дружище. Старайтесь не двигаться.

Но Дерриок уже совсем очнулся.

— Наверно, долго не протяну, раз я для вас «дружище», — прошептал он. — Раньше вы меня так не величали.

— Я…

— Не извиняйтесь. Спасибо. Я это оценил. Нельзя ли выпить чего-нибудь?

— Воды? — предложил Уайк.

Дерриок нахмурился, его бледное лицо чуть-чуть порозовело.

— Пожалуй, что и воды. Вот уж не думал, что докачусь до этого.

Капитан засмеялся. Вдруг Дерриоку уже лучше? Вдруг он еще поправится?

Нлезин принес воды, и Дерриок с удовольствием отпил немного. Но не сделав и пяти глотков, он остановился. Лицо его снова побледнело. Он судорожно закашлялся, тело под одеялом выгнулось, в уголках рта опять показалась кровь.

Приступ кончился в тот момент, когда Колрак уже приготовил шприц.

— Это, пожалуй, было лишнее, — сказал со слабой улыбкой Дерриок.

Никто не ответил. Уайк не решался ничего предложить, а Колрак лихорадочно старался придумать, чем бы помочь Дерриоку, хотя было ясно, что ему уже не поможешь. Молчание нарушил сам Дерриок.

— Если мы собираемся работать, то не стоит откладывать.

— Может быть, подождать, пока вам не станет лучше? — спросил капитан.

Дерриок пристально посмотрел на него:

— Мне никогда уже не будет лучше, ведь правда, Уайк?

Уайк ничего не ответил. Он только молча приподнял Дерриока так, чтобы антрополог опирался спиной на сложенное одеяло и мог читать без напряжения. Затем он укрепил над его головой три фонарика и придвинул намагниченную панель, удерживавшую пленки и записи.

Хафидж пристроился сбоку, чтобы, не заслоняя света, показывать Дерриоку нужные записи.

— Предупреждаю: в основном это будут предположения, — сказал антрополог. — Не слишком полагайтесь на них.

— Все равно ваши догадки несравненно лучше наших, — ответил Уайк. — Сколько времени вам нужно, чтобы подготовиться?

— Не меньше недели, чтобы все было сделано как следует. Но боюсь, что часа через четыре голова у меня опять откажется работать. Могу я рассчитывать на четыре часа, доктор?

— Думаю, что да, — ответил Колрак.

— Если понадобится, впрысните мне еще этого снадобья. Принимая во внимание все обстоятельства, мне, прежде чем я опять засну, следует сделать вам предварительное сообщение — так, на всякий случай. Так вот, три часа на разбор пленок, а потом я расскажу вам все, что успею установить. Сперва экваториальную пленку, Хафидж. Ее код, кажется, А14. Да, это она.

Взгляд Дерриока был ясным и сосредоточенным, но цвет лица по-прежнему оставался скверным, а дыхание — неровным. Боли он, по-видимому, больше не испытывал и, казалось, даже увлекся работой. Она его совсем поглотила. Очевидно, его способность выключать все лишнее из своего сознания осталась прежней и он уже никого не замечал.

Минуты слагались в часы. Дерриок не изучал материал, а словно впитывал его. Ему достаточно было на несколько секунд задержаться взглядом на листке — и он уже делал знак Хафиджу показать ему следующий. Антрополог не мог бы объяснить картины, которая постепенно возникала в его мозгу, — картины, слагавшейся из полунамеков и косвенных признаков, которые ничего не сказали бы непосвященному. Он оценивал характер очертаний континентов и морей и подкреплял свои выводы теми конкретными данными, которые, по счастливой случайности, удалось зафиксировать камерам. Но в основном он полагался на прежний свой опыт, накопленный за целую жизнь, посвященную изучению процессов развития различных культур. Имевшиеся в его распоряжении факты он дополнял предположениями, опиравшимися на твердую уверенность в том, что иначе быть не может.

Ровно через три часа он удовлетворенно кивнул.