Ветер времени

Нлезин обнаружил, что в соседней аптеке можно брать книги на дом под залог. Он набрал романов и наскоро проглядывал их. Его не слишком успокоили бесконечные истории про садистов, суперменов и ловких дельцов.

— Ваш мир и в самом деле такой? — как-то спросил он Уэса.

— Отчасти. Однако надеюсь, что далеко не весь, — ответил тот.

Все это выглядело обыденным и неинтересным: они ели три раза в день, нормально спали и упорно работали. Гора записей росла.

Но постепенно неизбежный вывод стал очевиден.

Под глазами Арвона легли темные круги.

Нлезин делался все более саркастичным.

Наконец второго декабря Арвон швырнул очередную книгу о стену.

— С меня хватит, — сказал он.

— Н-да, Нлезину это не нравится.

Уэс, сидевший на постели, рассматривал свои пальцы.

— Я говорил вам.

Арвон заходил по комнате.

— На чудеса надеяться нечего. Этот мир еще не создал пилотируемых людьми космических кораблей и создаст их разве что через сто лет. А до межзвездного двигателя здесь додумаются не раньше чем через два столетия. Мы проиграли.

Нлезин повернулся к Уэсу:

— Мне сдается, Уэс, что вы нам сочувствуете. По-моему, вы не потребуете нашего ареста за похищение — или как это у вас называется. Я обещал, что мы отпустим вас, если потерпим неудачу в наших розысках. Мы потерпели полный крах. И теперь мы рискуем только собственной жизнью. — Он криво усмехнулся. — Так отправляйтесь к своей семье.

Уэс вздрогнул, но сразу овладел собой.

— А как же вы?

Нлезин пожал плечами.

— Мы проиграли. Выхода нет и на Лортас нам не вернуться. Едва ли нам кто-нибудь поверит, хотя Уайк, несомненно, попытается рассказать здешним жителям про наш мир и про то, что привело нас сюда. Это вызовет только смех — какой благодарный материал для клоунов! Но если нам все-таки удастся привлечь к себе внимание, может быть, кто-нибудь припомнит наш рассказ, когда выяснится, что ожидает вас во вселенной. — Нлезин помолчал. — А что касается меня, я, наверное, подыщу себе красивую подружку и попробую сочинить роман о будущем. Получится, конечно, редкая дрянь — человек должен иметь корни, а у меня их здесь нет. Ну, да что беспокоиться об этом заранее!

И вдруг Уэс почувствовал, что их дальнейшая судьба его не интересует. Он думал теперь только о Джо — о Джо, о доме, о знакомой, привычной жизни. Как он стосковался по ним! А о космосе, неотвратимой гибели Земли и о всем прочем надо забыть — поскорее и навсегда.

Уэс даже не простился с Арвоном и Нлезином как следует.

Он просто выбежал из мотеля, сел в машину и поехал назад по бульвару Сансет.

Так просто!

Он ни о чем не думал, он только ехал.

А город вокруг пел: «Джо, Джо, Джо…»

19

Беверли-Глен — странная, полная противоречий улица и в то же время характерная для Лос-Анжелеса. От Пико до Уилшира тянется довольно безликий строй почти одинаковых жилых домов. От Уилшира до бульвара Сансет она уподобляется Бельэр-роуд и щеголяет обширными лужайками, огромными клумбами, над которыми трудились японские садовники, и роскошными скучными особняками. После пересечения с бульваром облик Беверли-Глен опять резко меняется.

Уэс ехал по бульвару Сансет со стороны океана и поэтому сделал левый поворот, влившись в непрерывный поток машин, устремлявшихся вверх по Беверли-Глен к Долине.

С той минуты, как Уэс повернул на Беверли-Глен, он был уже дома. Он улыбнулся при виде улицы, которую избрал местом своего обитания. Джо не любила ее, и он вполне понимал почему: это была нелепая улица.

Но зато Уэсу она нравилась.

Денег в эту часть Беверли-Глен было вложено немного, но воображения — более чем достаточно. А главное, здесь наблюдалось разнообразие — элемент, которого вообще не хватает Лос-Анжелесу, где, по мнению Уэса, каждый так старался отличаться от других, что результаты этих стараний оказывались удивительно схожими.

Здесь над узкой улицей нависали причудливые балкончики, гараж строился, как студия, скромный деревянный дом завершался средневековой каменной башней. Современные дома из стекла и красных деревянных панелей, обитатели которых жили словно в витрине, иногда задергивая занавески, а иногда и нет, чередовались с лачугами, сдаваемыми юнцам из колледжей за семьдесят пять долларов в месяц.

Уэсу нравилось настроение этой улицы. Она была тенистая и сравнительно тихая, и рядом сохранилось удивительно много незастроенных склонов, по-прежнему прекрасных, так как до них еще не успели добраться деятели городского благоустройства. На задний двор Уэса порой забредали олени, забегали кролики, в брызгах вертящегося фонтана порхали зеленоватые колибри, а в листве всегда копошились приветливые калифорнийские ящерицы.