Пером и шпагой

– Да, да! Вы, надеюсь, успели доложить императрице?

– Успел. Вот она и спрашивает: где это Версаль усмотрел наши свободные от дела войска? Российская армия бьется на громадных просторах – от Померании до Силезии! И, наконец, императрица препоручила мне задать вам, господин посол, один вопрос…

– Посол короля ответит за короля! – напыжился Лопиталь.

Воронцов усмехнулся:

– Боюсь, что не ответите.

– Отвечу!

– Тогда отвечайте: с каких это пор в Париже стали думать, что Россия находится в состоянии войны с Англией?..

Посол короля ничего не мог ответить за короля. Россия дала понять Франции, что вмешиваться в колониальную войну между французами и англичанами она не станет (у России в этой войне свои интересы).

Людовик был неприятно удивлен. У него уже все было готово для завоевания Англии: в Гавре и Дюнкерке стоял громадный флот для высадки десантов на Британские острова. Англичане же – люди опытные – не стали ждать хорошей погоды и вдребезги разнесли все эскадры Людовика, так и не отплывшие от берегов Франции. Но мысль о завоевании Англии не оставляла Людовика, и де Еону еще предстоит немало потрудиться над этими королевскими химерами. Но об этом мы расскажем позже, а сейчас вернемся к извечной теме любви.

* * *

Поздно вечером с куртага возвращалась к себе великая княгиня. С вечера шел дождик, теплый и приятный, в воздухе парило (к грибам, к ягодам, к грозам), а за деревней Тярлевой карета Екатерины, дребезжа стеклами в рамах, застряла в колдобинах. Четверик лошадей, пластаясь брюхами над лужами, никак не мог вырвать колеса из баламутной слякоти.

– Настегни еще! – крикнула Екатерина кучерам…

И вдруг какая-то сила подняла карету на воздух, аккуратно переставив ее на сухое место. Екатерина глянула в заднее слюдяное оконце: Григорий Орлов, вытирая руки, запачканные о дышло, подмигнул ей – как и в тот, первый раз. Лошади радостно взяли рысистым наметом, а Орлов резво вскочил на запятки.

Всю дорогу шла перестрелка глазами через муть оконца.

Посмотрят друг на друга и – смеются… Так и ехали!

Но возле самого дворца Орлов будто сквозь землю провалился, и Екатерине вдруг стало грустно. Ей даже подумалось, что врут люди, воспевая безумную храбрость Орлова, – сейчас-то он чего испугался?.. Встречи с мужем ее? Или голштинских караулов?.. Она прошла к себе. Камер-фрау Шаргородская принесла свечи, взбила подушки на постели великой княгини.

– Идите, милая, идите! – И Екатерина отстегнула пояс…

Окно открылось; перекинув ногу через подоконник, в комнаты упруго и неслышно соскочил Орлов. За его спиной шумела чистая, обмытая дождями листва. Оба молчали. Екатерина собралась с духом. Открыла комод, на дне которого муж, ее устроил потайной склад бутылок. Плеснула вина: себе – на донышко, а Орлову – полную чашку.

– Виват, гвардия! – рассмеялась она, счастливая безмерно…

Начинался новый ее роман – самый решительный в жизни этой женщины. Однако не надо думать, что он зиждился исключительно на любви. Это неверно; роман был политический – именно Орлов, неустрашимый русак с громадными связями по гвардии, и должен был подсадить ее на престол России.

Под этот роман Гришка Орлов кредитовал себя теперь направо и налево. Все давали: от лакея в царской конюшне до графа Сен-Жермена, который скоро появился в Петербурге, как всегда таинственный. Читатель помнит «Пиковую даму» Пушкина? «Тройка, семерка, туз…» Вот этот самый Сен-Жермен и стал другом Орлова. Историки до сих пор спорят: чей шпион был Сен-Жермен – версальский или берлинский?

Если задуматься, то какое странное было время! Где-то клокотали страсти, творили Сумароков и Ломоносов, Петербург отстраивался, хорошея, первые ученики Академии художеств с робостью присели за чистые мольберты, медные губы Сен-Жермена пророчили загадочно, а Петербург расцветал в огнях праздничных салютов:

• Виват, Россия! виват, драгая!
• Виват, надежда! виват, благая!

Победы русского оружия украшали Россию…

А лето в этом году было знойное. И очень рано поспела в Петергофе клубника. В оранжереях вельмож, в Мартышкино и под Стрельной, отлично вызревали померанцы и ананасы.

Пальциг

В разгар лета 1759 года Петр Семенович Салтыков двинул свою армию в поход из Познани, имея три задачи: соединиться с австрийцами, испортить немцам канал у Франкфурта и попытаться совершить набег на Берлин. Конференция связала крылья генерал-аншефу приказом строжайшим, чтобы он следовал советам венского маршала Дауна (побеждавшего медлительностью). Петр Семенович имел свои взгляды на кампанию, желая – как он сам говорил – «баталю дать». Эта «баталя» предназначалась им лично королю прусскому!