Волк и семеро козлов

– Ну, здесь, я думаю, не больше отделения, – окинув камеру взглядом, иронично и с чувством достоинства сказал Ролан.

– Служил?

– Было дело.

– Сидел?

– И это было…

– Твоя койка, – смотрящий показал ему на свободное место.

Койка эта находилась на втором ярусе, у двери. И сортир через проход. Но выбора у Ролана не было, а права качать не хотелось. Не нужны ему проблемы с начальником тюрьмы – своего он уже добился, и усугублять ситуацию было бы глупо.

– Ну, начнем движение, – бросив матрас на железную сетку, сказал Ролан.

– Какое движение? – внимательно посмотрел на него смотрящий.

– Тебе сколько мотать?

– Мотают на ус, а у нас отбывают срок, – совершенно серьезно поправил его мужчина.

Ролан не стал иронизировать по этому поводу. Он всего лишь убедился в том, что в святогорской тюрьме бал правят заключенные, активно сотрудничающие с администрацией. Ну а то, что срок отбывают, а не мотают, так эта поправка в принципе правильная. Ему самому гораздо приятней общаться с людьми на нормальном человеческом языке.

– Ну, и какой у тебя срок?

– Еще три года.

– По условно-досрочному? – невольно сорвалось с языка.

– А что здесь такого? – нахмурился смотрящий.

– Да нет, ничего… Ты уйдешь, место твое освободится, кто-то займет его, и я поближе к окну…

– А чего три года ждать? Я через год откидываюсь… Э-э, освобождаюсь, – сказал бойкий, с живым взглядом парень, занимавший под Роланом нижнюю койку.

Смотрящий хмуро глянул на него, и тот, осознав свою оплошность, энергично соскочил с кровати. Все правильно, в присутствии авторитетного человека, лежа на боку, не разговаривают.

– Освободишься, Васек. Если будешь хорошо себя вести.

– Так за мной вроде бы косяков нет… Ну, в смысле, замечаний…

– Видишь, исправляется, – назидательно глянул на Ролана смотрящий. – И ты давай подтягивайся…

– В каком смысле подтягивайся? На турнике? Это типа прописки?

– Типа – это проститутка с Тверской, Типа ее зовут. От сифилиса умерла. Не надо ее поминать. И про турник ты зря. Турник у нас на площадке; будет время, сколько можешь, столько и подтягивайся. А прописки у нас нет. Мы тебе не шпана, мы серьезные люди, и порядки у нас человеческие, а не звериные…

– Будем надеяться, – усмехнулся Ролан.

Козлиные порядки могут быть лучше звериных, но только в том случае, если они продиктованы не злобой и насилием. Но разве такое бывает? Он был в красной зоне, где бал правили активисты-красноповязочники, и что? Беспредел без всяких понятий. Кто сильней, тот и прав. И слабых так же затаптывают. И не важно, используют при этом лагерный жаргон или нет. Дело ведь не в том, как ты говоришь, а в том, что у тебя внутри. Хотя, конечно, язык, как и манера поведения, тоже отражает внутреннюю суть.

Ролан поставил на скамейку сумку с вещами и припасами.

– Общак у вас есть? Или это дело как-то по-другому называется?

– Так и называется, общак он и есть общак, – кивнул смотрящий. – Только каждый у себя все держит. Если что предложить хочешь, на обед оставь… Если есть во что, переодевайся. Сегодня выходной, сегодня в домашней одежде можно, а завтра на работу, завтра в рабочей форме… Или ты с работой не дружишь?

– С чего ты взял? – Ролан пристально посмотрел на него.

Уж не лично ли Храпов просветил его, что к нему в камеру направляется заключенный Тихонов, рецидивист, отрицательно настроенный к администрации? Может, его нарочно направили в образцово-показательную камеру, так сказать, на перековку?.. Неспроста все это, неспроста.

– Ну, мало ли… Физиономия твоя доверия не внушает.

– Кстати, меня Тихоном зовут, – перебил смотрящего Ролан.

Представился он вовсе не потому, что ему этого хотелось. Это был своего рода плевок в сторону смотрящего. Такой умный, слова грамотные говорит, об общем благе печется, а познакомиться с новичком не хочет, брезгует. Значит, не такой уж он и правильный, каким хочет казаться.

– Кличка?

– Ну, в принципе, да.

– Клички только у собак бывают.

Ролан снова усмехнулся. Мягко стелет смотрящий, как бы жестко спать не пришлось.

– Почему у собак? Еще у кошек.

– И у лошадей! – незаметно подмигнув Ролану, вставил Васек. – Вот у Александра Македонского Буцефал был. В бутсах, наверное, буцкал, и с фаллосом…

– О фаллосе мечтаешь? – сурово посмотрел на него смотрящий.

– Да нет, я так, к слову…

– А тебе слово давали?

– Все, молчу! – затаив ухмылку, изобразил смирение парень.