Волк и семеро козлов

Ролан потянулся к алюминиевой кружке, взялся за ее края, со всей силы потянул за них. Он порвет Корчакова, как этот чифирбак! Он вынет из него душу! Эта мразь ответит за Аврору!

Кружка лопнула и расползлась в его руках с такой легкостью, как будто была сделана из бересты. Недолго думая, Ролан полоснул себя по вене рваным краем и лег на полок, вытянув руку, из которой вязким ручьем хлынула кровь.

На пол натекла лужа размером со сковородку, когда в камеру наконец заглянул Местечкин. Брючным ремнем он перетянул окровавленную руку выше локтя, после чего вызвал врача и дежурный наряд. И очень скоро Ролан оказался в санчасти.

Сегодня дежурила Анна Михайловна, старый, но опытный врач. В тюрьме она работала давно, и ей не нужно было объяснять, как сшивать вены.

– Как же вы уже достали, идиоты! – приговаривала она, орудуя инструментом.

Ролан видел, как трясется ее жирный, с редкими курчавыми волосами подбородок.

– Ну, резали бы вдоль, на всю глубину, чтобы наверняка! Чтобы уже не зашить! Так нет, что-то доказать пытаются! Демарши у них!.. Слышишь, в следующий раз вдоль режь, чтобы я сшить не могла. А то мучайся потом с тобой!

Она сшила вены, наложила повязку и направила Ролана в общую палату, из которой при всем желании нельзя было попасть в последний блок, где находился потайной люкс.

– А мне в душ сходить, грязный я весь…

– В палате унитаз, там помоешься, – грубо отрезала женщина.

В палате было тепло, тихо, но воняло так, что хоть нос затыкай. Наверное, на обед давали гороховый суп высокой концентрации, и ни один больной от него не отказался. Контролер закрыл за Роланом дверь, лишив его возможности добраться до жертвы.

А утром, когда он отправился на перевязку, в процедурной его ждала Изольда. Она смотрела на него с насмешкой отвергнутой, а потому и оскорбленной женщины.

– Что, несчастная любовь? – съязвила она.

– К кому? – мрачно посмотрел на нее Ролан. – Может, подскажешь?

– Не подскажешь, а подскажете, – поправила его женщина. – Мишель еще здесь, хочешь к нему?

– Только о нем и мечтаю… С кем он сейчас? С этим лысым пидором?

– Ревнуешь?

– Нет, просто пидоров не люблю.

– А вены чего вскрыл?

– Новость плохую получил.

– От Мишеля?

– Да плевать я хотел на твоего Мишеля!.. Жена у меня была, убили ее. Ну, не совсем жена, но нет ее больше…

Изольда долго молчала, переваривая услышанное. И наконец спросила:

– А Мишель?

– При чем здесь Мишель? – чуть не заорал на нее Ролан. – Чихать я хотел на него!

– Но я помню, как ты радовался…

– Я не радовался. Я тебя обманывал. Ты мне очень нравишься, но я не мог с тобой. Хотел, но не мог. Я не мог ей изменить…

– А разве я давала повод, чтобы со мной…

– Ну, мне показалось…

– Тебе показалось, и ты решил стать геем, чтобы мне тоже показалось, так?

– Не собирался я становиться геем. Тот, кто пользуется петухом, сам петухом не становится. Если не злоупотреблять… Но я никогда ими не пользовался. Терпеть ненавижу, – скривился от омерзения Ролан. – А этот – пользуется… Ну, которого я чуть не придушил… Натан его, кажется, зовут…

– Да, Натан.

– Я знаю, его палата рядом с нашей была. Только там двери нет. Верней, дверь есть, но за ширмой. Зачем такая секретность?

– Ты в этом уверен, что там ширма? – настороженно посмотрела на него Изольда.

– Уверен. А что? Скажешь, что там ничего нет?

– Скажу, что там никого нет… Перевели его.

– Кого, Натана? Куда?

– В общую камеру. А тебе не все равно?

– Да пусть его хоть к смертникам переводят, мне какое дело… Мне до тебя дело есть. Хорошая ты женщина. Очень хорошая…

Ролан сыпал комплиментами из шкурных интересов. Изольда не должна догадаться, что он охотится на Корчакова. Она должна поверить, что ему все равно, где сейчас находится этот гад. Поэтому и пустил пыль в глаза. А до этой сволочи он доберется…

В санчасти он провел четыре дня, а потом его вызвал к себе начальник тюрьмы. Надзиратель открыл дверь в приемную, Ролан оторвался от стены, лицом к которой стоял, и через порог увидел человека, который тоже ждал приема.

Его тряхнуло изнутри, когда он узнал арестанта. Это был Корчаков. Широкая лысина, жесткий взгляд. Он сидел на диване, но это не помешало ему глянуть на Ролана сверху вниз. С пренебрежением глянуть. Он не узнал Ролана – по крайней мере, лицо никаких эмоций не выдавало. Точно, это был Корчаков, а не Бабанов.

Рядом с Корчаковым, у самой двери, стоял конвоир, рослый, жилистый, с корявым лицом и грубыми манерами.