Роза на алтаре

– Если я буду нужен тебе, позови, и я примчусь, чего бы мне это ни стоило, – сказал Бернар.

Она видела силуэт его сильного тела, но не видела взгляда, в котором – женщина знала – затаились печаль и надежда. И Элиана отвечала:

– Но ты мне нужен всегда, каждый день и каждый миг, что я живу на этом свете.

…Пройдет совсем немного времени, и в декабре 1804 года человека, тайна личности которого будет будоражить умы несчетного числа поколений, того, кого многие полюбят столь же глубоко и исступленно, как другие – возненавидят, за заслуги перед государством и народом провозгласят императором Наполеоном, а еще через год, в декабре 1805 года взойдет легендарное солнце Аустерлица, ознаменовавшее наступление эпохи великих свершений и славных побед – процветания и могущества всесильной державы.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА I

Незаметно минуло десятилетие, наступил 1812 год, а с ним пришла пора заката «империи славы», но заката столь яркого, что его багровый свет можно было легко перепутать с золотым сиянием полуденного светила.

Предчувствие конца зачастую бывает страшнее, чем сам конец; это как нельзя лучше понимали люди, посвятившие жизнь, отдавшие всю свою душу делу создания новой великой Франции, чьи ослепленные безумной верою взоры по-прежнему обращались в сторону того, кто еще при жизни был признан величайшим гением человечества.

Но Господом всемогущим может называться лишь тот единственный, что вознесся на Небо, правителю же земному суждено оставаться человеком, и если цель, которую он поставил перед собою, чересчур велика, он способен растерять свои силы и устать прежде, чем ее достигнет.

Стремление Франции к всемирному владычеству сделало войну бесконечной – она длилась уже пятнадцать лет.

Постепенно усиливался ропот народов завоеванной Европы, победные крики «Виват Император!» заглушал плач французских женщин, чьи возлюбленные, мужья, сыновья, братья гибли на чужой земле, и легендарная наполеоновская армия, утомленная бесчисленными сражениями, перестала быть непобедимой.

В один из первых дней апреля 1812 года Элиана Флери сидела в гостиной своего дома в Маре и беседовала со старшим сыном.

По-весеннему припекало солнце, и легкий ветер шевелил первые листочки на ветках растущих в палисаднике деревьев, похожие на лоскутки светло-зеленого шелка.

Обстановка оклеенной кремовыми обоями комнаты была изящной и простой: мебель желтоватого гваделупского лавра, несколько севрских ваз, алебастровые светильники на медных ножках и два прекрасных гобелена с изображением пасторальных сцен.

Ролану Флери исполнилось восемнадцать лет, он превратился в высокого, стройного молодого человека с чудесными карими глазами, взгляд которых то горел пламенем по-юношески возвышенных стремлений, то становился притягательно меланхоличным.

Глядя на него, Элиана испытывала не только гордость, но и болезненную тревогу: женщине казалось, что ее мальчик гораздо более беззащитен перед жизнью, чем думают окружающие и он сам, ибо Ролан унаследовал благородство отца и мягкость натуры матери.

Элиана напрасно боялась: годы, проведенные в казенном заведении, нисколько не испортили юношу. Он сохранил и чистоту помыслов, и трогательную привязанность к близким.

– Понимаешь, мама, – говорил Ролан, беря ее за руки почтительным и в то же время полным любви, истинно сыновним жестом, – я не знаю, что со мной происходит, но меня все время куда-то влечет. Я чувствую, что создан для чего-то необыкновенного, и не успокоюсь, пока не найду свой путь. Это не честолюбие, нет, просто волнение души, зов мечты и сердца.

Женщина внимательно слушала сына, не произнося ни слова.

К сорока годам Элиана оставалась еще очень красивой, возможно, благодаря лучезарным глазам и нежной улыбке.

Конечно, что-то в ней изменилось, она утратила многое, чем обладала в пору ранней молодости, но зато в ее облике появилась магия зрелости, особая элегантность женщины среднего возраста, вооруженной духовным и чувственным опытом, способной понимать и видеть то, чего никогда не увидит и не поймет наивная самовлюбленная юность.

Она стала более сдержанной и строгой: ведь на протяжении многих лет ей приходилось вести дом, распоряжаться расходами и фактически в одиночку воспитывать пятерых детей.

Видя сияющий взгляд сына, женщина тайком вздохнула. Сколько их было, юных и пылких, с огнем в глазах и безумной отвагою в сердце! А потом этот огонь угасал на полях сражений.