Клуб патриотов

— Если соберетесь в отставку, мое предложение остается в силе, — заметил Джаклин. — Для вас уже есть кабинет и табличка с именем заготовлена.

— Конечно, Хью, идите в «Джефферсон партнерс». Это будет чудесно. И мне во время приездов будет с кем отведать ростбиф с йоркширским пудингом.

Но принять сразу оба предложения за один вечер для Фицджеральда было уже слишком.

— Я подумаю, Джей-Джей. Дайте немного времени.

Джаклин поднялся:

— Сколько угодно.

Оркестр заиграл песню Синатры «Колдовство». Фицджеральд подал руку миссис Тависток:

— Не желаете потанцевать?

— Однажды нам попался уж очень упорный, — говорил Волк. — Злобный, как бешеная собака. А ростом под два метра. Выше меня. Безумные голубые глаза. Мы тогда круто поговорили. Он полевой командир, и у него в подчинении дикарей штук двести. Именно дикарей. Я уважаю все религии — ислам, Будду, что там еще… Но эти парни… они пришли из другого мира. Я хочу сказать, что их и людьми-то не назовешь. Я взял его без труда. Доставили для допроса на базу в Баграм. По правде говоря, я даже немного его побаивался. Мне казалось, что этот сукин сын собрался пережить меня. У него было выбито колено, а он все равно ходил. Это ж боль жуткая. — Волк удивленно покачал головой. — Знаешь, сколько прошло времени, пока он отдал концы? Десять минут! Я даже не успел закончить вырезать на нем звезду на память о встрече с Дядюшкой Сэмом. Ты вон тоже строишь из себя героя. Упертая вонючка — вот ты кто.

Вытащив кляп, Волк снова приставил нож к груди Болдена.

— Последний раз, Томми: ты делал копии с файлов мистера Джаклина?

— Не успел, — прошептал Болден. — Ты же был там.

Во рту у него пересохло, губы покрылись сухой коркой. Он не смел взглянуть на свое тело. Ему стало бы еще хуже, если б он увидел, что с ним сделали. Томас дышал часто и отрывисто. Как только он пробовал вдохнуть поглубже, боль, как копье, пронзала его насквозь. Во всем теле горел огонь, и он горел в этом огне.

— Врешь, — произнес Волк, — я же знаю, что успел. Говори, кому ты их отправил?

— Не успел. Ты же видел. Не успел…

— Ответ неверный, — сказал Волк.

Последнее, что увидел Болден, прежде чем свет угас, — это блеск стали.

Когда Волк закончил, он притащил Болдена в комнату к Дженни.

— Похоже, он говорил правду. Позаботься о своем парне. Он у тебя упертый.

Дженни посмотрела на грудь Болдена — на теле был вырезан православный крест — и еле сдержала крик.

— Что ты с ним сделал?

— Пометил для Бога.

Пошатнувшись, Болден упал ей на руки.

65

Старинные корабельные часы пробили полночь. Люди за столом склонили головы в молитве.

— …и поэтому мы благодарим тебя, Господи. Аминь, — произнес нараспев Гордон Рэмзер, президент Соединенных Штатов. Он поднял взгляд. — Завтра нас всех ждет напряженный день. Давайте проведем это собрание побыстрее. Я должен сообщить вам, что, к сожалению, мой разговор с сенатором Маккой не принес желаемого результата. Она пригрозила рассказать все редколлегии «Пост», а именно Чарли.

— Кто бы сомневался! Можно было ставить десять к одному, — заметил Джеймс Джаклин.

Чарльз Коннолли покачал головой.

— Жаль, — сокрушенно произнес Рэмзер, — она могла бы стать достойным членом клуба.

— Нисколько не жаль. — Джаклин на дух не переносил лицемерия, роняющего сентиментальные слезинки. Либо ты с нами, либо против нас. Никакое морализаторство не изменит тех шагов, которые обязаны предпринять люди, собравшиеся в этой комнате, как бы эти шаги ни были потом истолкованы. — Нам еще восемь лет пришлось бы бояться решительных действий, — продолжил он, — целовать задницы союзникам и постоянно извиняться за то, что нам хватает мужества делать то, что правильно, а не то, что выгодно. Первый визит Маккой был бы во Францию, затем она проследовала бы вверх по Рейну, оставляя отпечатки губной помады по всей заднице немецкого канцлера, и все это — во имя восстановления нашей репутации командного игрока. Альянсы порождают нерешительность. Нет ничего хорошего в заигрываниях со Старым Светом. Они только спят и видят, чтобы мы сели в лужу. Нежелание Маккой вступать в клуб нам на руку, лучше этого, пожалуй, только одно — если в Белом доме поселится наш человек. Все наши планы насчет Ирана и Сирии тут же пресеклись бы. Весь Ближний Восток погрузился бы обратно в зыбучие пески фундаментализма. Мы потеряли бы все, чего достигли. Даже не хочу думать, что она может сделать с расходами на оборону.