Жнецы ветра

– Вот так, собака… – печально отозвался вейя и, спрыгнув с бревна, поплелся к лежанке квагера.

– Нэсс! Иди сюда! – крикнула мне с другого конца стоянки Тиф.

– А почему нельзя сказать «можно тебя на минку, если ты не занят»? – проворчал я, когда оказался рядом с шалашом.

– Она умирает. – Проклятая сразу перешла к делу.

– Почему вы ей не поможете?! Он же Целитель! И я ни за что не поверю, что дать ему правильный совет не можешь даже ты!

– Послушай, – утомленно отозвалась она. – Это Перерождение. Через него прошли все мы. Проклятые. Те, в ком была светлая «искра», а потом появилась темная, всегда испытывают на своей шкуре нечто подобное. Шен тоже не избежал этой участи.

– Но такого, как с ней, никогда не случалось. – Во рту у меня стало горько, словно я жевал стебель полыни.

– Ты не прав. Умирали и прежде. Трое из тех, кто обучался темной «искре» вместе со мной, погибли. Рован едва не умер. Он болел точно так же, как и она, – последовал легкий кивок в сторону шалаша. – Но Тальки вовремя смогла найти решение. Я пыталась показать Шену нужное плетение, воссоздав его по памяти, но из этого ничего не получилось. Я в чем-то ошиблась.

– Если ничего нельзя сделать – зачем ты меня позвала?

– Шен счел, что ты должен узнать первым.

Согнувшись в три погибели, я вошел в пахнущий хвоей шалаш.

Рона лежала, укрытая несколькими слоями теплой одежды. Рядом сидел Шен. Он не спал все эти дни и выглядел ничуть не лучше девчонки.

– Что это за Дар Целителя, если я не могу спасти ее? – тихо спросил Ходящий.

Я вздрогнул. Он почти дословно повторил мои слова, сказанные в тот день, когда погибла Лаэн. Тогда парень не смог мне ответить. Теперь промолчал я.

– Я не справился… Нэсс, я был таким идиотом, что дал себя уговорить… Проклятая права – самовлюбленный недалекий придурок!

– Почему ты не сказал Тиф, что учишь ее темной «искре»?

– Она не хотела, чтобы кто-то знал…

Я молча вслушивался в тяжелое дыхание девушки, а лицо Шена исказила гримаса боли:

– Я не могу потерять ее!

– Тогда вспомни. Вспомни, что говорила Лаэн, когда тебя лечила.

– Она что-то говорила? – тут же раздался голос Тиф у меня за спиной.

– Да. Когда возилась с Шеном. И после. Специально для него.

– Я уже пробовал сделать, как она, – пожал плечами Целитель. – Но плетение не срабатывает.

– Озвучь его, – попросила Проклятая.

– Северная звезда с востока, на две ладони выше горизонта, связать с восточным ветром в три силы. Два узла отбива… у начального конца, контроль в землю, держать «искру» на три. Сместить через две уны на восемь… – Он сбился и тут же, закрыв глаза, торопливо продолжил: – …и поднять до четырех. Кажется, так.

– Нет. Ты не сказал концовку, – возразила Дочь Ночи. – Вплести Морскую волну в пятнадцатую связку.

– Верно! – оживился он, вскочив на ноги. – Вот почему у меня не получилось. Давай…

– Остынь! – перебила его Тиа. – Думаешь, я не пробовала? Это известная структура плетения для восстановления темных «искр». В ней должно быть что-то еще, чтобы уравнивать потенциал света и тьмы. А что – знали лишь Тальки да Гинора. Это всегда было секретом.

– Были еще слова в той ерунде, что вы сейчас произносили. Я прекрасно это помню, – задумчиво протянул я.

– Это не ерунда. Стандартная схема плетения, когда один росчерк можно заменить набором символов, что мы сейчас тебе и продемонстрировали. Ты помнишь то, чего не знаем мы?

Я посмотрел на бледную Рону:

– Нет.

– Тогда мы не сможем ей помочь, – вздохнула Тиф. – Разумеется, если ты не припомнишь концовку плетения. Или не нарисуешь его.

– Лаэн не рисовала узоры. Только говорила.

– Жаль. Ничего не получится, пока не будет полной картины.

– Постарайся вспомнить, – умоляюще попросил меня Шен.

– Мне надо подумать.

– Только быстрее. У нее почти не осталось времени, – напомнила Проклятая.

Я не спал и как заведенный скороговоркой бормотал одни и те же слова. К утру мне казалось, словно я всю ночь таскал на своих плечах мешки в порту. И никакого результата.

Целитель, изнуренный еще больше, чем я, обессиленно сидел возле шалаша, но меня не дергал. Понимал, что это бесполезно. Тиф была рядом с Ходящей постоянно, лишь единожды за ночь выбралась на воздух и о чем-то беседовала с малышом, задумчиво поглядывая на меня.

Когда солнце позолотило вершины и я уже почти сдался, меня вдруг озарило – словно кто-то шепнул в ухо недостающие слова. Вскочив, я бросился к Шену. Тот поднял на меня красные глаза и, увидев мою сияющую рожу, вскочил: