Агнесса. Том 2

Орвилу казалось: он знает, как рассуждает Джек. Агнесса или его или не его, да или нет, не существует ничего третьего. Но Орвил теперь, делая огромную уступку обстоятельствам и — в известной мере — своим собственным принципам, готов был предположить, что Агнесса способна раздваиваться.

Он прошелся по комнате взад-вперед, из угла в угол, потом остановился посередине. Что в конце концов когда-то привлекло Агнессу в Джеке? Этот вопрос он уже миллион раз задавал себе и отвечал всегда одинаково: романтика, дурацкая романтика, дающая человеку крылья, которые потом безжалостно обрубает жизнь, да еще смелость… ну и, возможно, какие-то внешние черты, хотя все это, безусловно, входило в первое. А если спросить иначе… Орвил стиснул зубы… спросить, могло ли что-либо привлечь ее сейчас? Опять романтика? Допустим, но какая?! Агнессе как жене, матери, да и просто умной женщине, живущей вполне благополучной жизнью, чужд, бесконечно чужд мир, из которого сейчас явился Джек. Разнообразие впечатлений? Но разве у нее этого нет? Или же чувство, возникшее в юности, устояв перед всеми разочарованиями, сохранилось до сих пор? Да, конечно, Орвил слышал о некой разрушительной, владеющей человеком силе, способной действовать наперекор всем доводам рассудка и увлечь в огонь бушующей страсти (вполне вероятно, он и сам мог бы когда-нибудь попасть под ее власть), но предположить, что такую силу имеет над Агнессой Джек?!

Сотни мыслей роились в голове, но Орвил периодически приходил к одному и тому же выводу: все-таки, несмотря ни на что, по-настоящему любить можно лишь одного, лишь одно, нельзя любить разное, невозможно желать противоположного. Что ж, значит, все решится сегодня, сейчас. И если Агнесса выберет Джека (хотя она, разумеется, не может этого сделать!), он, Орвил, будет разочарован навсегда и во всем, бесконечно подавлен, убит. И проклят. А Агнесса проклята им!

Орвил вздохнул. О Господи! Какое счастье, что этого не случится!

В это время приоткрылась дверь, и показалась заплаканная Джессика, испуганная, несчастная, с хрустальными слезинками на длинных ресницах и бледных щеках.

— Что, малышка?! Кто тебя обидел?

Орвил обнял ее, и она заплакала с новой силой, как бывает всегда, когда находишь сочувствие.

— Папа, этот человек сказал, что ты ненастоящий отец, он сказал, что он настоящий!

Орвил едва не выругался, чего не делал никогда. Чёрт возьми, он предупреждал Агнессу!

— Ты видела маму, Джесси? — спросил он.

— Не-ет!

— Не плачь, маленькая, не плачь! — Он привлек к себе девочку, сразу всем существом поняв, что и ее он тоже никому не отдаст. Когда Агнесса ждала ребенка, он очень боялся и не хотел, чтобы родилась дочь, потому что две разные девочки — это сложнее, он не был уверен, что сможет одинаково их любить, но, на счастье, появился Джерри, сын и наследник, и Орвил тогда уже понял, что дочерью — единственной и любимой, навсегда останется Джессика.

— Знаешь, милая, — сказал он, — идем к маме. Если мама скажет тебе, как оно есть, ты ведь поверишь?

Джессика закивала.

Они вышли в коридор. Орвил шагал быстро и решительно, девочка едва поспевала за ним.

Ворвавшись в комнату, он не сразу понял, что произошло, не разобрался, завершилось ли объяснение, было ли оно в разгаре или же только началось.

Агнесса сидела на диване страшно подавленная и изможденная, а у Джека был вид человека, сознающего, что конец света уже наступил.

При виде Орвила Агнесса встрепенулась и поднялась с места. Она подошла к нему и остановилась, одной рукой обняв притихшую Джессику, а другую положив на локоть мужа.

Он слегка отстранился.

— Агнесса! — твердо произнес он. — Ребенок хочет знать правду. Мы все хотим ее знать.

В комнате стояла тишина, больше того — безмолвие, и лишь в душах, казалось, проносились ураганные ветры, а взгляды испепеляли друг друга.

Агнесса наклонилась к дочери и голосом удивительно, как почудилось Орвилу, кротким и безмятежным промолвила:

— Доченька, вот твой отец — Орвил Лемб, в доме которого ты живешь и которого любишь. А этот человек (она показала на Джека) — чужой.

Орвил перевел дыхание. Джессика самозабвенно прильнула к матери, пряча лицо у нее на груди, — она была счастлива, ибо не обманулась ни в чем.

— Нет, Агнесса, нет! — в отчаянии прошептал Джек, и Агнесса увидела в его глазах то, чего никогда не видела раньше: нечто похожее на маленькие блестящие кусочки стекла или тающие льдинки.