Игры сердца

– А как мне еще смотреть? Я же не знаю, что ты ответишь.

– Вот именно. Странные вы люди!

– Кто – мы?

– Мужчины. Ты же разведчик – и не догадываешься, что я отвечу?

– Представь себе.

– Я останусь с тобой. А ты что думал?

– Я… – И тут он рассмеялся с такой беззаботностью, с таким простым счастьем, какого и предположить было нельзя в том закрытом, сдержанном человеке, каким он стал. – Я полный дурак, Нелька!

– Почему?

Она тоже улыбнулась.

– Потому что думал… Я думал как будто не о тебе! Ну, понимаешь, – объяснил он в ответ на ее недоуменный взгляд, – я думал, что ты, может быть, скажешь: нам стоит попробовать, надо пожить некоторое время вместе, возможно, не совсем вместе, а просто повстречаться, присмотреться друг к другу… Я полный дурак! – повторил он. – Надо совсем тебя не знать, чтобы подумать, что ты не сделаешь сразу, а начнешь рассуждать.

– А ты меня знаешь? – хмыкнула она.

– Знаю. – Он крепко сжал Нелькины пальцы. – В этом все дело.

Все время, пока они разговаривали таким вот странным образом, на полуптичьем языке, ее рука лежала у Дани на плече, под его рукою. Она и тогда чувствовала, какие сильные у него пальцы, а теперь, когда он сжал их, Нелька вскрикнула.

– Ч-черт! – Он быстро поднес ее руку к своим губам и подул на нее. – Все-таки я от тебя отвык.

– Немудрено было отвыкнуть! – заметила Нелька. – Ладно, будем привыкать, куда теперь деваться.

– Тебе не будет скучно, Нель. Я тебя познакомлю со всеми художниками, – поспешно пообещал Даня. – Честное слово! Я их всех здесь знаю. Не зря меня и в молодости к ним тянуло. Их способность думать черт знает о чем посреди самодовольного мира чрезвычайно привлекательна. Тебе это тоже свойственно, по-моему.

– Да уж, – вздохнула Нелька, – в способности думать черт знает о чем мне не откажешь.

Она наконец оглядела комнату. И заметила деревянную фигурку, стоящую на полке у окна.

– Это тот шут? – улыбнулась Нелька, подходя поближе. – С дыркой от бублика? Из камчатской каменной березы.

– Да, – кивнул Даня. – Его я тогда увез. А тех, которые в деревне были, удалось только в подвал одного районного музея пристроить. Что с ними теперь, не знаю.

– Я их на выставке видела, – сказала Нелька. – Два года назад. В Музее современного искусства.

О том, как, увидев эти скульптуры, она разревелась прямо в музейном зале и рыдала так, что ее полчаса не могли успокоить и, наверное, сочли экзальтированной дурой, она упоминать не стала.

– Это хорошо, – сказал Даня. – А то мне было страшно стыдно, что я их бросил.

– Не волнуйся, они живы, здоровы и овеяны славой. А я, между прочим, дико голодная.

– У меня есть халва.

– Ну да! – поразилась Нелька. – Ты же ее не любил.

– Человек меняется.

– Ничего он не меняется. Ты, во всяком случае, не сильно изменился. Даже совсем не изменился. Дань… – Нелька заглянула ему в глаза почти с испугом. – Ты что… для меня держал в доме халву?

– Не волнуйся, она свежая. Ей не тридцать пять лет. Ну что ты так на меня смотришь, Нелька? – В его голосе прозвучало что-то вроде смущения. – Ну, я думал, может… Может, халва мне понравится… когда-нибудь. Ну и покупал. Машинально. Все! – Он взял Нельку за руку и повел в глубь квартиры. – Сейчас что-нибудь приготовим. Или ты хочешь в ресторан?

– Я не хочу в ресторан, – покачала головой Нелька. – Только я готовить умею не очень. То есть мне-то сойдет, а тебе вряд ли понравится.

– Ничего, разберемся. Честно говоря, я никогда и не ожидал от тебя хозяйственных достижений. И, знаешь… – Его глаза опять блеснули смущением. – Я, знаешь, и когда сюда приехал, и в Германии, и в Англии потом все время думал: «Здесь совсем нетрудно вести дом. И здесь. И вот здесь. Даже Нелька смогла бы».

«Представляю, как ему давались такие мысли!» – подумала она.

А вслух спросила:

– Дань, а чего ты от меня теперь ожидаешь? Зачем я тебе теперь нужна?

– Затем же, зачем и всегда, – усмехнулся он. – Позволь мне не объяснять словами.

– Очень неприличные слова?

– Возможно. И потом, ну что здесь объяснять? Иногда ощущаешь, что живешь неправильно, а иногда – что правильно. До сих пор, если исключить работу, у меня было первое ощущение. А когда я увидел, как ты стоишь и смотришь на меня, задрав голову, – оно стало второе. Эти два ощущения трудно перепутать.

– Ты всегда был умный, – вздохнула Нелька. – Мне даже страшно.

Даня расхохотался.