Глава 24
Светлокаменск, Каштановый бульвар, яркая галдящая молодежь, степенные, неспешно шествующие пары, кафе, пивные палатки. За плотными рядами деревьев мелькали проносящиеся по дороге автомобили.
Город жил своей жизнью. И Максиму вдруг показалось, что ему нет в ней места. И еще он не знал, что делать. Добраться до родных мест он смог, но как выйти на Кафтанова, как всадить в него пулю – сплошной чертополох из вопросов и восклицаний. У него не было даже оружия, чтобы привести свой приговор в исполнение. И с деньгами полный аут. А Семен в этом городе – величина, и у него есть все для того, чтобы остановить врага.
Именно поэтому Максим не хотел идти к своим родителям. Он был далек от мысли, что мать или отец могут его предать, но тот же Кафтанов запросто мог поставить их квартиру на прослушку. Появится Максим, раз – и ловушка захлопнется. И вряд ли он сможет отбиться от кафтановских боевиков. Да, пожалуй, и не станет этого делать, чтобы не подставить родителей под удар. Но, как ни крути, а ему нужно было к ним идти. Может, подкараулить по пути к дому, вызвать на разговор, объяснить ситуацию. Они все поймут. И помогут – по мере сил.
Ему нужны были деньги, чтобы снять комнату хотя бы где-нибудь в пригороде. Ему нужно было привести себя в порядок, а то за время пути он изрядно обносился. Душ бы принять, одежду постирать...
А еще ему хотелось пива. Любого, пусть самого дешевого, лишь бы холодного. Он подошел к пивной палатке, глянул на ценник. Двадцать пять рублей бокал. В кармане что-то еще звенит, но хватит ли? Максим выгреб на ладонь всю мелочь. Десять рублей... Пятнадцать... Всего восемнадцать. Не хватает. Но ведь не бывает же безвыходных положений.
Он улыбнулся кучерявому краснощекому пухляку в белом засаленном халате.
– Браток, а полбокала можно?
Парень оценивающе глянул на него, презрительно ухмыльнулся. Видно, что Максим своим видом вызвал у него отвратные чувства.
– Ну, можно, – пренебрежительно ухмыльнулся он.
– Тут у меня восемнадцать рублей.
Максим протянул ему деньги, но тот взглядом показал на пластиковую тарелочку возле разливочного крана. И когда мелочь ссыпалась туда, взял пластиковый бокал, наполнил его ровно наполовину. Через стойку подал Максиму, но когда тот уже был готов подхватить бокал, с наглой ухмылкой разжал пальцы.
– Ой!
Бокал упал Максиму на ногу, пиво брызнуло во все стороны.
– Ну, и зачем ты это сделал?
– Что я сделал? Иди отсюда, придурок!
– Что-то я не понял, – напыжился Максим.
Может, он и впрямь неважно выглядел, но это никому не давало права измываться над ним.
– Я сказал, поше-е-е...
Пухляк задудел пароходным гудком, когда Максим схватил его за нос. Он вытащил его из-за стойки, заставил наклониться и подобрать с земли уже пустой пластиковый бокал.
– Скажи спасибо, что не убил, – сказал Максим, отпустив грубияна.
Смахнув с тарелочки свою мелочь, он повернулся спиной к стойке. И нос к носу столкнулся с молодой женщиной, чье лицо показалось ему очень знакомым.
Она смотрела на него с радужной улыбкой, глаза – как излучатели солнечных зайчиков. Яркая, красивая, наигранно-веселая.
– А что, мог бы убить? – спросила она.
– Марина?! – удивленно протянул он.
Это была его однокурсница, с которой у них так и не сложился институтский роман.
– А я тебя еще со спины узнала, – сказала она. – Смотрю, неужели наш Макс. Точно он!
Казалось, она принуждает себя мажорно улыбаться. Радость в ее глазах была искренней, но замешанной на какой-то глубоководной тоске.
– Что, я и раньше так выглядел? – спросил он.
Но его вопрос остался без ответа. Марина вдруг схватила его за руку и повела прочь от пивной палатки. Максим обернулся и увидел, как пухляк тычет в него пальцем, разговаривая с крепким парнем в форме охранника.
Она почти не изменилась за эти годы. Как была маленькой, хрупкой и нежной, такой же и осталась. Но силе в ее руках можно было только позавидовать... Или просто Максиму не хотелось сопротивляться.
Охранник не внял мольбам бармена и не захотел преследовать Максима. Но Марина успокоилась, лишь когда пивная палатка исчезла из вида.
– Это тебе не в упрек, но я видела, как ты считал мелочь, – сказала она и, не выдержав собственной смелости, отвела в сторону глаза.
– Бывают в жизни разные обстоятельства, – с философской небрежностью отозвался он.
– Я слышала, тебя за убийство посадили.