Красавица некстати

Все-таки Игнату не зря показалось, что облик этого городка не претерпел особенных изменений. Конечно, пятиэтажки из силикатного кирпича, какие-то заводы, впрочем, небольшие… Но монастырь остался прежним точно.

Сразу, как только Игнат оказался под этой темной стеною, его охватило ощущение глубокого покоя, такого знакомого и такого забытого. Он даже глаза зажмурил – не показалось ли? Но и с закрытыми глазами это ощущение оставалось неизменным.

Оставив Леню в машине – не хотелось сейчас его словоохотливости и даже расторопности не хотелось, – Игнат пошел по аллее через сад.

Сад выглядел теперь не таким запущенным, как восемнадцать лет назад: с деревьев были срезаны сухие ветки, трава на просторных полянах была выкошена. Но сирени было все так же много, и теперь, в мае, она цвела все с тем же буйством. Может, это были те же самые кусты. Сколько лет живет сирень? Он не знал.

«Сирень цветет. Не плачь – придет», – вспомнилась слышанная где-то песенка.

Да не где-то – Игнат сразу же и вспомнил, что слышал ее именно здесь, в монастырском саду. Песенку пела Маша, внучка госпитальной санитарки. Развешивала на протянутых между кустами сирени веревках свежевыстиранные больничные простыни и пела нежным, как сама эта сирень, голосом. А потом он учил ее читать по старой хрестоматии русской поэзии, и она, чтобы лучше запомнить стихи, их тоже напевала на какой-то никому не известный мотив.

«Где она теперь? – Игнат не сдержал улыбку. – Тогда ей шесть лет было, теперь, значит, двадцать четыре. Взрослая совсем – муж, дети».

Машины серьезные серые глаза увиделись ему так ясно, будто соткались из чистого весеннего воздуха. Он снова улыбнулся.

В больничных коридорах, под белыми сводчатыми потолками, было так же тихо, как в саду.

– Скажите… – Игнат остановил пожилую медсестру, вышедшую из палаты. В руке у нее был металлический лоток со шприцами. – Может, вы помните… Здесь когда-то санитарка работала, сразу после войны. Мария Сергеевна. У нее еще внучка была, Маша. Сероглазые обе. Не помните?

– Помню. – Медсестра ничуть не удивилась, как будто ее каждый день спрашивали о людях, которые работали здесь восемнадцать лет назад. Совсем по-особенному текло время в этом городке! – Светелочницы?

– Светелочницы? – удивленно переспросил Игнат. – Не знаю.

– Они, они, – кивнула медсестра. – Бабушки уж давно в живых нету. А Маша и посейчас работает. На медсестру выучилась и работает. Да вон она идет.

Игнат оглянулся. В конце коридора показалась невысокая фигурка в белом халате. Она была насквозь просвечена солнечными лучами, падающими в узкие окна. Все это выглядело так просто… Но это была особенная простота – та, в которой нет ни капли обыденности. Пожалуй, он сказал бы даже, что это чудо. Если бы верил в чудеса.

Девушка подошла ближе.

– Вот, Маша, – сказала медсестра, – товарищ тебя разыскивает.

– Меня? – Серые глаза от удивления стали еще больше. Глаза не изменились совсем – как только Игнат их увидел, сразу вспомнил вот эти светлые лучики, которыми они и тогда были пронизаны. – Здравствуйте. А разве вы меня знаете?

– Знаю, – кивнул он. – И ты меня знаешь. Только не помнишь, конечно. Я тебя когда-то читать выучил. Вот здесь, в этом саду.

– Господи! – Маша ахнула с такой живой, такой девической непосредственностью, что Игнат чуть сам не ахнул. – Да как же не помнить! «Не все, что здесь цвело, увянет…» Все я помню, Игнат Михайлович!

Игнат заметил, что Маша хотела броситься ему на шею, да застеснялась. И порыв ее, и стеснение тоже были полны такой чистой непосредственности, что он едва сдержал улыбку.

– Ты совсем не изменилась, Маша, – сказал Игнат. – Глаза те же. Как речка ваша.

– Серая, – кивнула она. – Речка наша Серая. Вам тогда имя ее нравилось, помните?

– Помню. Теперь вот ради этой речки приехал.

– Надолго?

– На два дня. В командировку. Через вашу Серую мост будут строить, экспертиза проекта нужна.

– Ох, если б вы в гости успели прийти! – Машины глаза стали еще лучистее. – Может, вечером? Хоть на часок.

– С радостью, – кивнул Игнат. Это слово самым точным образом выражало то, что он сейчас чувствовал. – Посидим, вспомним госпиталь, бабушку твою… Говори адрес.

Наверное, его радость была радостью отраженной. Игнат понял это по тому, как просияло при его словах Машино лицо.

Глава 11

Улица, на которой жила Маша, спускалась из центра Александрова вниз, к реке. Игнат так долго строил мосты, что близость реки угадывал безошибочно.