Красавица некстати

В Вальдаране во время летнего солнцестояния люди жгли огромные костры, прыгали через горящие бревна и бросали друг другу под ноги петарды, и никто не боялся взрывов, и Вера тоже не боялась, хотя вообще-то была в этом смысле ужасная трусиха.

А про Бергу русским туристам сказали, что там будет праздник огня, который называется Патум, и что это такой праздник, с которым невозможно сравнить ни ковры из цветов, ни даже прыжки через горящие бревна.

В Бергу они теперь и ехали и по дороге остановились пообедать в этом самом Госоле с его патриархальными улочками.

Вера подошла к фонтану, зачерпнула воды. Вода была такая холодная, что руку заломило. Она попила из горсти, умылась, провела мокрой рукой по горячим от полуденного солнца волосам. Ощущение веселой свежести сразу охватило ее, и серпантинная усталость прошла, как будто вода была волшебная. Старички смотрели на нее с провинциальной невозмутимостью. А один вдруг улыбнулся и подмигнул, словно сказал: я еще орел хоть куда, ты меня берегись, красотка! Она рассмеялась и помахала ему рукой.

В середине фонтана стояла какая-то скульптура. Вера еще издалека ее заметила. Теперь она рассмотрела ее получше. Это была фигура рослой женщины в простом платье и низко повязанном платке. Поверх платка лежала у нее на голове большая круглая хлебная буханка. Черты лица этой женщины – ее даже как-то не хотелось называть скульптурой – были так же просты, как и одежда; смотрела она с крестьянской суровостью.

– Только в Европе можно забраться в такую дыру и на сельской площади увидеть Пикассо, – услышала Вера.

Она быстро обернулась. Этот голос вызывал любопытство сразу же, с первой ноты.

Внешность мужчины, которого она увидела у себя за спиной, нисколько не проигрывала в сравнении с его голосом. Он был высокий, широкоплечий и походил на пирата. То есть, наверное, не на настоящего пирата, заросшего колючей щетиной и одетого в обноски, а на такого, какой представляется каждой женщине, если у нее осталась в душе хоть капля романтики.

Одет он был отнюдь не в обноски, а в летний костюм из светлой чесучи. Такой костюм когда-то сшили папе к пятидесятилетнему юбилею. Вера хорошо помнила тот костюм – папе с его огромным ростом, могучими плечами и могучей же элегантностью он шел необыкновенно. Она думала, чесучовых костюмов сейчас уже не бывает, и вдруг увидела его на этом незнакомце.

Узкие темные усы подчеркивали твердую линию его рта. Глаза были прищурены – то ли от солнца, то ли от внимания, с которым он смотрел на Веру.

– Это скульптура Пикассо? – спросила она.

– Не самого Пикассо, но сделана по его картине. Он, оказывается, целый год здесь прожил. Пережидал творческий кризис, – усмехнулся пират. – Во-он в том доме.

Он кивнул на один из домов, обрамляющих площадь с фонтаном.

– Вы искусствовед? – спросила Вера.

Он расхохотался.

– Неужели я похож на искусствоведа?

– Но про Пикассо ведь знаете.

– Наша экскурсоводша рассказывала вон той старушке, я и услышал. После обеда, наверное, всем расскажет.

Одновременно с этими его словами экскурсоводша, маленькая, хлопотливая, похожая на курицу, замахала руками, выглянув из ресторана, в который зашла, чтобы узнать, готов ли обед для ее группы.

– Будто цыплят созывает, – улыбнулась Вера.

– Довольно смешно, – кивнул пират. – Даже идти неохота.

– Почему? – удивилась Вера.

– Терпеть не могу массовых мероприятий.

– Тогда зачем же вы поехали в экскурсионный тур?

– Сам не знаю. – Он пожал плечами. И вдруг улыбнулся. Улыбка у него оказалась широкая и до невозможности обаятельная. – Борис, – представился он.

– Вера.

– Странно, что мы до сих пор не познакомились. Ведь третий день вместе путешествуем.

– Что же странного? Я половину группы еще не знаю. Да и вы, наверное, тоже.

– Половина группы не имеет значения. А вот что мы с вами незнакомы, это иначе как странным не назовешь.

Он начал ухаживать за ней с первого взгляда и с первого слова. Не клеиться, не заигрывать, а вот именно ухаживать – красиво, внимательно, очень по-мужски. Это было приятно! За Верой давно никто не ухаживал. Да, собственно, и никогда за ней никто не ухаживал. Дима был не в счет, а Кирилл хоть и был к ней внимателен, но невозможно ведь было не сознавать, что вообще-то она сама решила его завоевать и завоевала в точном соответствии со своим сознательным решением.

Насчет этого красавца-пирата она ничего не решала. Он обратил на нее внимание сам.