Пересмешник

Мы начали говорить о том, что случилось в Пропавшей долине, и строить предположения. Переливали воду из пустого в порожнее. В конце разговора я сказал:

– К сожалению, мы мало смогли узнать от старикана.

– Не так уж и мало, – возразил мне Данте, кидая в рот оливку. – Пророк и Ночной Мясник были знакомы – раз. Все жертвы одного года рождения – два. Ну, и бредовые разговоры о пламени, вине и годе Темной луны, дорогах, дверях и прочем – три. Если я только захочу, то на этой почве построю пару сотен теорий, одна интереснее другой. Что касается того, кому помешал старик – многим. Ты правильно сказал, если у него, действительно, был дар, то он опасен для всех, живущих в Рапгаре. Никто не любит показывать свое грязное бельишко. В нынешнюю эпоху быть настоящим пророком очень непопулярно и, что немаловажно, опасно для здоровья.

Он взялся за бутылку и намекнул:

– Если ты все-таки соберешься что-то делать, советую начинать поиски с изначального мага. В отличие от других деятелей, этот господин более заметная фигура.

– Как же я его найду?

Данте выразительно фыркнул:

– Ну, нашел же ты пророка, Тиль! Думаю, обнаружить изначального мага будет также несложно.

Лучэр с ногами забрался на диван:

– Кстати говоря, я уезжаю из города через полторы недели. Еду на воды в Жвилья. Если хочешь – присоединяйся.

– Рапгар тебя окончательно утомил? – я поправил перчатку на правой руке.

– Вроде того. Хочу успеть отдохнуть как приличный чэр, до начала войны. Неизвестно, насколько обострятся отношения с нашими соседями, и не закроют ли жвилья курорты в протест против военной компании. В этом городе сейчас сгоревшие души знают что творится. Сегодня «Время Рапгара» написало, что жандармам удалось поймать малозанских шпионов из числа эмигрантов, живущих на Ничейной земле. Они пытались заложить бомбу в железнодорожный туннель, что тянется под Холмами, но их вовремя перестреляли. Мы деремся за несколько тысяч миль от столицы, но отголоски конфликта добрались и сюда, – он установил на рюмку резную ложку и снова положил на нее кубик тростникового сахара. – Нашему руководству не дает покоя черная жижа Кируса, но мы прикрываемся идеалами веры и как будто спасаем население острова от восточных еретиков.

– Война всегда преследует разные цели, а мы прикрываемся идеалами, но в основе всего лежат деньги.

– Отлично сказано, мой друг. Уже уходишь?

– Да. Спасибо тебе за компанию.

Он ухмыльнулся, пожал плечами:

– На что еще нужны друзья в трудную минуту? Впрочем, моя помощь исключительно символическая.

Я распрощался с ним и, уходя, видел, как старина Данте льет воду на сахар. Думаю, при том количестве соблазнительных дам, что всегда находятся в «Слезе», мой друг недолго будет скучать без моего общества.

– На улице дождь, – напомнил я Стэфану.

– И что с того? – сразу забрюзжал он. – Ты же знаешь, как я ненавижу мокнуть. Купи себе, наконец, настоящий зонт, мой мальчик. Меня засунули в трость, и я не обязан по первому твоему требованию становиться то подзорной трубой, то шестизарядным карабином.

– Ты не можешь ни того, ни другого. Но зато прекрасно справляешься с функциями зонта. Так что, будь добр, прекрати пререкаться.

Он раздраженно вздохнул и изменил облик, став большим черным зонтом с черепаховой ручкой.

– Доволен? – пробурчал амнис.

– Благодарю.

Я вышел под моросящий дождь и раскрыл зонт, ощущая, как Анхель внутренне смеется над своим напарником. Мокрая полутемная улица была пуста – плохая погода всех разогнала по домам. Лишь футов через двести стоял прячущийся под балконом торговец наркотой. Увидев меня, он обрадовано дернулся в мою сторону, но я недвусмысленно показал ему, что не желаю общаться, и человек остался на месте.

– Ну почему никогда нет коляски, когда она нужна? – простонал Стэфан.

– Чэр эр’Картиа? – окликнул меня женский голос из переулка.

Я остановился, вгляделся во мрак, не понимая, кто меня зовет. Невысокий силуэт мгновение поколебался и затем шагнул на свет, давая себя хорошенько рассмотреть.

Это была насквозь промокшая Эрин. Ее каштановые волосы, сейчас не скрытые шляпкой, липли ко лбу и щекам, карминовые губы побледнели, под голубыми глазами залегли круги, а ее лицо показалось мне намного более усталым, чем было у меня самого. И в то же время она оставалась самой прекрасной и самой таинственной из всех женщин, которых я когда-либо знал.