44  

– Почему беременная? – глупо спросил он.

– Потому что ты, Иванцов, меня оплодотворил, – объяснила она. – У тебя в школе что было по биологии? Про яйцеклетку и сперматозоид проходил?

– Проходил, – мрачно сказал он. – Ну, и что теперь?

– Теперь будет происходить процесс вынашивания.

– Сдурела ты, что ли? – разозлился Колька. – Какого еще вынашивания?!

– Девятимесячного. То есть уже восьми.

Говоря эту чушь, она была совершенно спокойна. И глаза блестели как обычно, разве что с чуть большим любопытством. Ей явно было интересно то, что будет происходить в эти девять месяцев, и Колька видел по ее глазам: ей интересно то, что будет происходить с ней, вернее, в ней, а то, что будет при этом происходить с ним, ее совершенно не интересует.

– Дура! – заорал он. – Ты на что рассчитываешь?!

– На свое крепкое здоровье.

– А кормить его кто будет? Надеешься, я?

– Слушай, Иванцов, – наконец поморщилась Галинка, – если ты сейчас же не заткнешься, я уйду и больше не приду. А если заткнешься, – добавила она, – то мы с тобой немедленно полюбим друг друга еще раз, и даже, может быть, два раза подряд, если маловато покажется. И получим море удовольствия.

И такие блестящие чертики запрыгали при этом в ее глазах, что у Кольки губы пересохли, и одного раза ему, конечно, показалось маловато.

Вся следующая неделя была посвящена тому, чтобы обрисовать Галинке жуткую судьбу матери-одиночки. Колька уверял, что ни в коем случае на ней не женится, что он собирается посвятить свою жизнь спорту, а не прокорму младенца, что ей еще целых четыре года учиться, а она же так мечтала стать журналисткой, сама же ему говорила, а какая же журналистка с лялькой на руках, а… Галинка выслушивала все это с полной невозмутимостью, и Колька понимал, что причина ее невозмутимости проста: ничего этого она не боится. Не боится быть матерью-одиночкой, уверена, что сама прокормит ребенка, не собирается бросать учебу, обязательно станет журналисткой, как мечтала…

В конце этой недели он плюнул и сказал, чтобы завтра она взяла с собой на свидание паспорт, потому что они идут в загс подавать заявление.

– До чего ж ты, Иванцов, самоуверенный, – пожала плечами Галинка. – Кто тебе сказал, что я собираюсь за тебя замуж?

– Как? – растерялся Колька. – А… за кого же ты собираешься замуж?

– Пока ни за кого. Я еще молодая. Вот стану старая, тогда и выберу себе подходящего мужа.

При мысли о том, что она будет выбирать себе какого-то постороннего мужа – а Колька представил себе процесс этого выбора так ясно, как будто был не нормальным спортсменом, а каким-нибудь художником с излишками воображения, – он готов был жениться на ней даже не завтра, или когда там полагалось по загсовским правилам, а сегодня, то есть немедленно. Она нравилась ему, нравилась вся, она ему даже больше, чем просто нравилась, он хотел ее каждую минуту, если с утра он не видел ее блестящего взгляда, то к вечеру прожитый день казался ему совершенно пустым!

Поэтому страсть, с которой Колька принялся уговаривать Галинку принять его предложение, оказалась равна страсти, с которой он только что уговаривал ее сделать аборт. А ребенок… Ну, пусть рожает, если хочет. Черт ее отговорит сделать то, чего она хочет!

Она оказалась отличной женой. За все десять лет их совместной жизни Колька ни в одну минуту не пожалел о том, что женился именно на ней – ни в легкую минуту, ни в тяжелую и горькую.

Разные минуты бывали в его жизни за эти десять лет.

И вот теперь он сидел один на кухне в своей уютной, чистой квартире, и не знал, кому, для чего он нужен в этой жизни и кто нужен ему. И почему это стало так, и когда – не знал тоже.

Часть II

Глава 1

Зимние морозы ударили неожиданно, поэтому не сковали мокрый от осенних дождей город холодом и льдом, а подернули его бахромой густого инея. Пока Ирина шла от метро до больницы, таким же инеем покрывалась ее шуба, ресницы, брови. Если она случайно замечала свое отражение в витрине, то думала, что похожа на дерево.

Впрочем, слово «думала» было неправильным. Так, мелькало что-то по краю сознания и исчезало прежде, чем успевало стать мыслью.

Она ходила в больницу каждый день и ни разу за два месяца не видела мужа. Палатный врач, с которым Ирина поговорила в первый же день, когда Игоря перевели из реанимации, сказал:

– Я не рекомендовал бы вам его посещать. Конечно, при желании вы сумеете обойти мой запрет, я же не могу караулить дверь в его палату. Но не советую. Он выжил чудом, мы сами не понимаем, как это произошло, мы готовились в лучшем случае к длительной коме. И если он категорически отказывается вас видеть… Поверьте, сейчас не время выяснять супружеские отношения. Не тревожьте его, дайте ему прийти в себя.

  44  
×
×