126  

Тошно было об этом думать.

Так же тошно, как слышать привычную ссору родителей на кухне. С тех пор как Аля вернулась домой, они изо всех сил старались соблюдать правила семейной жизни. Хранили ценностей незыблемую скалу… Но удавалось это с трудом, и она с первого дня поняла: гораздо лучше было бы просто разойтись и не мучить друг друга этим жалким существованием в пустой оболочке ушедшего счастья.

Аля даже хотела сказать им об этом, но не могла решиться. Ну как скажешь собственным родителям: знаете, ребята, вы бы лучше разбежались! Да и вряд ли они последуют ее совету… Аля видела, что обоими владеет слепое упрямство, заставляющее доказывать друг другу свою правоту – неизвестно ради чего.

– Ты хотя бы ради ребенка… – доносился из кухни мамин голос.

– Ради ребенка я и так… – звучал в ответ голос отца.

Ей уши хотелось заткнуть, чтобы не слышать всего этого. А дальше что будет? Она на мгновение представила бесконечные дни и вечера впереди, уныние будущего, от которого никуда не деться, – и содрогнулась.

Да еще завтра позвонит Илья, начнет что-то объяснять уверенным голосом, доказывать, и ей нечего будет возразить, и не захочется возражать… Утро вечера мудренее!

Провинциальные девочки в таких случаях бежали в столицу, надеясь на перемену участи. А ей куда бежать? За границу?

«Бог ты мой! – вдруг мелькнуло у нее в голове. – Да почему же нет? За границу и бежать – в Крым, вот куда! Уехать в Крым с Максом, он же сам меня вроде звал, да хоть и не звал, все равно!..»

Это решение было как раз из тех бредовых и мгновенных решений, которые всплывают из глубины подсознания в самую нежданную минуту – как подсказки судьбы.

«Только бы не уехал!» – думала Аля, лихорадочно листая разноцветные записные книжки, которых у нее по безалаберности всегда было несколько.

Она и раньше не сразу припоминала его телефон – у нее вообще была плохая память на цифры, не то что, например, на стихи, – а теперь даже с трудом нашла, где записала его когда-то.

Тихо, чтобы не услышали родители, она вышла в коридор, нашла телефон, стоящий почему-то на полу, и, волоча за собой длинный шнур, по дороге в свою комнату набрала номер.

Глава 13

Последний раз Аля ездила в Крым лет пять назад и уже успела отвыкнуть от отвратительных южных поездов.

Духота в плацкартном вагоне стояла такая, что хоть топор вешай. При этом Аля ухитрилась простудиться, то и дело подходя к открытому окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. И теперь в горле першило, глаза слезились и из носа текло.

– Вот, Макс, зря ты согласился! – говорила Аля. – Как я петь буду с такими соплями?

– Ничего, – отвечал Максим. – Ты водой морской прополощешь – и все пройдет.

Он был такой обалдевший от Алиного неожиданного звонка, что, кажется, вообще не обращал внимания ни на битком набитый вагон, ни на то, что спит на багажной полке: они еле уговорили проводницу взять Алю без места и без билета, и заплатить пришлось втрое.

Похоже, Максим до последней минуты не верил, что она придет. На Курском вокзале, когда Аля поднималась из перехода по грязным ступенькам на платформу, он смотрел на нее так, как будто это Эвридика выходит к нему из подземного мира.

И всю дорогу он так смотрел, и его большие уши краснели, как у маленького.

– Макс, – где-то на подъезде к Белгороду не выдержала Аля, – ну что ты смотришь на меня, как будто я привидение? Скажи, о чем ты думаешь?

– Да нет, – смутился он, – почему привидение? Но ведь правда неожиданно…

– А ты любишь, чтоб было ожиданно? – поддразнила она.

– Я тебя люблю, Алька… – вдруг ответил он.

Это прозвучало так просто и трогательно, что она даже растерялась. Ну что можно ответить на такое признание?

– Максим, – как можно ласковее сказала Аля, – мы ведь с тобой говорили как-то… Я же…

Она хотела сказать: «Я же тебя не люблю, зачем ты опять об этом?» Но при виде его застывшего от волнения лица, вздрагивающих пушистых ресниц и покрасневших ушей – невольно осеклась. В конце концов, она сама ему навязалась, что ж теперь командовать?

– Давай не будем об этом говорить? – смягчила она свои слова. – Просто приедем в Коктебель, будем вместе петь в ресторане, и все. Если нет – ты скажи, я сойду в Белгороде.

– Да ты что! – испугался Максим. – Договорились же…

Больше он ни о чем таком не заговаривал.

Оказалось, что с приездом в Феодосию тяготы путешествия вовсе не закончились, хотя до Коктебеля было всего семнадцать километров – ближе, чем Аля ездила по Москве к учителю английского!

  126  
×
×