Стильная жизнь

– Да ты что? – сказал Максим. – И что ты думаешь, я бы так и согласился?.. На такой обмен?.. И смотрел бы, как он происходит? – Голос его прервался. – Но ты, Аля… – произнес он, поднимая на нее глаза. – Алечка, значит, ты… А я ведь думал, совсем тебе безразличен!

У нее язык не поворачивался сказать ему сейчас, что все совсем не так, как он думает, что она просто не могла уехать, и не потому, что любит его… Как можно было сейчас ему об этом сказать?

– Поехали скорее, Макс, – сказала она вместо всего этого. – Может, от «Голубого залива» какой-нибудь автобус или от Литфонда… У них же бывают экскурсии. Скорее, прошу тебя!

Трудно было предположить, что в темноте – уже ведь ночь была, наверное? – Литфонд вдруг организует экскурсию. Но сейчас Аля не могла рассуждать здраво. Она понимала только: ей больше не надо оставаться здесь, ожидая неизбежного и зная, что ничего не поделаешь! Она могла уехать, и вся ее решимость была сейчас направлена только на это.

– Мы поедем, сейчас поедем, – торопливо сказал Максим. – Там катер сегодня будет, через час, кажется. В Феодосии какой-то праздник морской, на него везут. Там световой фонтан ведь есть, поэтому в темноте, – зачем-то объяснял он.

– Так что ж мы стоим! – воскликнула Аля.

Вместо ответа он снова обнял ее, и она снова почувствовала, как он дрожит от нетерпения.

– Алечка, не могу я больше, – горячо, задыхаясь, прошептал он. – Ты все время рядом, спишь рядом, смеешься, говоришь – и ничего нельзя… С ума от этого можно сойти! Кем же ты меня считаешь, совсем тряпкой, что ли?!

– Кляксич, миленький, ну побежали скорее, а? – умоляюще попросила Аля. – Ну не люблю я тебя, что мне делать?

Эти слова вырвались непроизвольно, она совсем не хотела их говорить. Но и уступить его нетерпеливым рукам, губам – тоже было невозможно…

– Но ты же… – Он замер, не выпуская ее из объятий. – Ты же из-за меня на такое решилась! Я подумал: не может же это просто так быть, не может же!..

Она видела, что он сейчас заплачет, – и ничего не могла сделать для него. К Серому ради него пойти могла, а к нему самому – нет… Эта преграда была в ее душе непреодолима.

– Поедем, Макс, – сказала она, отводя глаза от его взволнованного лица. – Я только к Глеб Семенычу зайду, попрощаюсь, а ты собирайся пока. В мою сумку все подряд покидай, пожалуйста.

Его руки обмякли.

– Алька… – сказал он, и ей показалось, что он сейчас заплачет. – Почему же все так, а?

– Не знаю, – тихо ответила она. – Я тебя почему-то не люблю. А просто так я не могу.

– Но у тебя же нет никого! – словно доказывая ей что-то, горячо проговорил он. – Я сначала думал, ты о ком-то думаешь все время, а потом… Я же вижу, Алька, вижу же, нет у тебя никого!

– Это все равно, Кляксич. – Ей показалось, она отвечает не ему, а себе самой. – Даже если никого у меня больше и не будет – все равно не могу просто так, понимаешь?

С этими словами она обошла его, неподвижно стоящего посреди комнаты, и спустилась в сад. Никого не было на площадке под тремя ливанскими кедрами, но окна дома были освещены, и Аля шла туда, все убыстряя шаг, и ей казалось, что розы сияют в темноте, освещая ей путь.

Ждать поезда на Москву они не стали: кое-как вбились в электричку до Владиславовки, которую штурмом брали толпы народу. От Владиславовки можно было добраться до Джанкоя, а там, через узловую станцию, поезда на Москву шли часто.

В битком набитом тамбуре электрички Максим рассказал ей, что произошло. Его просто затолкали в машину между двумя слонообразными парнями и, слова лишнего не говоря, повезли в Судак. Там привели в прибрежный ресторан, как две капли воды похожий на «Водолей». Больше всего он боялся, что сейчас запрут в какой-нибудь подсобке, из которой будет не убежать. Но, видимо, Серый считал ниже своего достоинства уделять ему так много внимания. Максима просто посадили за столик все с теми же лбами – которые, впрочем, не спускали с него глаз.

– И что потом? – с любопытством спросила Аля, поглядывая на его царапину и синяк.

– Да ничего прекрасного, – нехотя ответил он. – Разборка у них началась, уж я не знаю подробностей. Сначала Серый с хозяином долго беседовал, потом вышел, кивнул – ну, «шестерки» его и взялись. Так все разворотили – как смерч пронесся. Я думал, увлеклись, хотел смыться – куда там! Помнят… А потом вдруг еще какие-то подъезжают – и такое пошло веселье, дальше некуда. Я смотрю – один уже пистолет достает. Ну, тут они, конечно, про меня забыли: очень бурно друг с другом отношения выясняли. И все, – пожал он плечами.