Стильная жизнь

– Не обидно, – покачал головой Венька. – Ничего в этом нет обидного, Сашенька. Да и вообще, обида – такое маленькое чувство, такое несравнимое… Что на него тратить жизнь, в ней чего похуже хватает!

Он отбросил волосы со лба и посмотрел на Алю тем взглядом, полным печального обаяния, который так поразил ее при встрече с ним.

– А иронизировать – зачем? – добавил он. – Жалкое притворство, больше ничего. Мы же так славно бултыхаемся в этом вареве! Вынырнем, воздуха глотнем – и опять сюда. А у кого так уже и жабры прорезались, может и не выныривать. У меня вот тоже режутся.

Он почесал за ухом, и Аля улыбнулась.

– Ты добрый, Веня, – сказала она. – Потому и не смеешься надо мной…

– Черт меня знает, – пожал он плечами. – Добрый я, злой… Всякий, как амеба. Могу так, могу этак. Зверей, конечно, как братьев наших меньших, никогда не бью по голове. А ты хорошая, Сашенька, я тебя люблю. И чего бы я стал над тобой смеяться?

Несмотря на головокружение, Аля чуть не заплакала, услышав это признание. Она чувствовала, что Венька не вкладывает в него ни капли страсти. Совсем другое покоряло в его словах, в его голосе и взгляде…

– У тебя глаза фиалковые, – вдруг сказал Венька. – Никто тебе не говорил?

– Никто, – покачала головой Аля. – А что это значит? Говорили, что еврейские, – вспомнила она.

– Конечно, очень часто еврейские глаза – фиалковые, – кивнул Венька. – Но не обязательно. Это ведь такой особенный оттенок черного цвета, который делает глаза таинственными и любовно-простыми одновременно.

Так странно звучали в его устах эти простые и красивые слова! Или наоборот, ничуть не странно?..

– Протрезвел, Бен? – Илья подошел к ним незаметно. – Самое бы время остановиться. Может, ко мне поедешь?

– Да ну, – махнул рукой Веня. – А чего ж я тогда день здесь угробил? Нет уж, поздно, бабка, пить боржоми… Или я не заслужил своим трудом хороший запой? – подмигнул он.

В зале стало почти темно и почти тихо: погасли телевизионные лампы, а веселье погасло еще раньше.

– Как невесело вместе нам… – произнес Илья.

Аля вздрогнула, услышав от него знакомые слова. Венька заметил это и понимающе усмехнулся:

– Что, Сашенька, Ахматову любишь? Бедная девочка, куда ты попала…

– Пойдем, Алька. – Илья взял ее под руку. – Кончен бал. Пипл отдыхает.

Але казалось, что они провели в ресторане «Репортер» по меньшей мере сутки. Но, выйдя на улицу, она с удивлением поняла, что долгие летние сумерки еще только опускаются на Москву. Удлинились тени деревьев, тише сделался шум машин, громче зазвучали детские голоса на бульваре…

– А почему Венька сказал, что заслужил запой? – спросила она, глядя, как от едва ощутимого ветра поворачиваются серебряной стороной листья на тополях. – Что значит – заслужил?

– Да ничего не значит, – пожал плечами Илья. – Стебается просто, он это любит. Мы с ним работали много на неделе, он отличные заставки сделал для передачи одной новой. Раз считает, что заслужил запой – он взрослый человек, не мне его учить.

– Все-таки как-то… – пробормотала она.

– Аля, – поморщился Илья, – если бы ты знала, сколько раз я пытался его удержать, сколько раз забирал из ментовки, вызывал «Скорую», не пускал в скотские компании и совершал другие действия, которые обычно совершают законченные кретины, достойные насмешки и сочувствия, – ты бы не говорила на эту тему.

– Нет, Илюша, я ведь ничего не говорю, – смутилась Аля.

– Но думаешь. Алечка… – Голос его дрогнул, налился глубиной. – Я хотел бы, чтобы ты не уезжала сегодня. Я не хочу, чтобы ты вообще уезжала. Поедем ко мне?

Аля почувствовала, как сердце у нее замерло – и тут же провалилось в счастливую, бездонную пропасть. Не отвечая, она смотрела на Илью – но, наверное, глаза ее ответили яснее, чем можно было ответить словами…

Лицо его приблизилось к ее лицу, он прижался губами к самому краешку ее губ, усы мягко коснулись ее щеки, голову закружил томительный, будоражащий запах.

– Поедем, милая, – сказал Илья. – Ты самая красивая была сегодня, я весь вечер ждал…

Часть вторая

Глава 1

Снег не выпал ни в ноябре, ни в декабре.

Но Але почему-то казалось этой осенью, что снег и не нужен. В ясные дни воздух был прозрачен, в ненастные марево тумана и мелкого дождя сияло в вечернем свете фонарей. И все это то печалило неизвестно чем, то неизвестно чем радовало – но не давало душе дремать.