Антистерва

Почему это так, Иван объяснить не мог. Но он знал, что в эту ночь не сошел с ума от арзамасского ужаса только потому, что Анна Ермолова до утра сидела с ним и с Сергеем за столом. Она почти ничего не говорила, но то, что было в ней, и осязаемо ее окружало, и тянулось от нее к мужу, – разгоняло ужас и отгоняло смерть.

Иван уснул перед самым рассветом – поздним, мартовским. Сергей отвел его в кабинет, и он почти без сознания упал на постель, которую постелила ему Анна. В неярком свете он успел увидеть книжные полки, и широкий стол, в котором, как в реке, плясал огонек настольной лампы, и на этом столе какую-то птицу, почему-то с человеческим лицом, и рядом еще какие-то фигурки, тоже, наверное, старинные… И все – провалился во мрак. Но теперь, после ночи на кухне Ермоловых, это все-таки не был мрак вечности, и проваливаться в него было не страшно.

Это было тяжелое воспоминание, потому что оно было о смерти. Но вместе с тем оно было счастливое, потому что прямо у Ивана на глазах смерть отступила, и это произошло от одного только взгляда, которым едва знакомая женщина смотрела даже не на него, а на своего мужа.

Иван Шевардин не то чтобы не любил, а, скорее, боялся такой вот сшибки воспоминаний, которая происходила каждый раз, когда он попадал во двор своего детства. Когда-то он даже обрадовался, узнав, что Лиде, оказывается, вовсе не нравится жить в его просторной квартире. После первого полета ему предложили жилье в Звездном городке. Предложили ненастоятельно, только потому, что так было положено – ведь вообще-то жилплощадь у него имелась, и даже в избытке. Шевардин хотел отказаться, но Лида неожиданно заявила, что только и мечтает поскорее переехать с Малой Дмитровки – или нет, тогда это была еще улица Чехова – хоть куда-нибудь, а уж тем более в родной Звездный, поближе к маме.

– Как в могиле тут у тебя, – объяснила она.

Шевардин вздрогнул. Лида никогда не отличалась тактом, но ему от нее такт ведь и не требовался. А что ему требовалось от нее? Этого он не знал. Как ни странно, не знал не только теперь, в этот вечер, когда закончилась его нелепая, но долгая семейная жизнь, а не знал, кажется, никогда.

Иван всю дорогу пытался вспомнить: как все было, когда он женился, нет, даже не когда женился, тогда-то все произошло само собою, а в самом начале?..

Может быть, он просто пытался этими воспоминаниями о том, как Лида вошла в его жизнь, отогнать от себя другие воспоминания, которые каждый раз охватывали его в родном дворе? А может, она разбередила его словами про свою растоптанную любовь, и он мысленно искал себе оправдания?

Он не мог этого понять, но воспоминания теснились в нем, и круги его воспоминаний – круги, в центре которых он остался сейчас в одиночестве, – были очень широки.

Глава 3

Иван пошел в армию, потому что так и не решил, кем он хочет быть. То есть он, может, и решил бы это к окончанию школы: при всей своей импульсивности, внутренне он был хорошо организован, особенно благодаря спорту. Но на окончание школы пришлось то, что пришлось, и в ошеломлении потери ему было не до выбора профессии. Так что армия получилась сама собой, и даже не просто армия, а флот – его призвали на три года на Черноморский флот, в Севастополь.

И только когда это произошло, когда он уже служил матросом на флагманском корабле, Иван понял, как это тяжело для него… Нет, его совсем не угнетали физические тяготы службы: ему нетрудно было вставать по сигналу и драить палубу. Но то, что жизнь перестала ему принадлежать, что вся она подчинена теперь каким-то правилам, которые установил кто-то посторонний, но установил почему-то для него, – к этому привыкнуть было невозможно.

Когда-то папа говорил ему:

– Ваня, ты совершенно не умеешь жить в рамках относительных ценностей. Вот что такое твоя четвертная тройка по физике? Именно это! Ты все схватываешь на лету, а уж физические законы чувствуешь просто кончиками пальцев, и тебе, конечно, не составило бы никакого труда получить пятерку. Все дело только в том, что пятерка для тебя – относительная ценность, и ты не понимаешь, зачем ее получать. Разве не так?

– Ну, так, – мрачно отвечал Ваня.

Насчет относительных ценностей он понимал не очень, но то, что легко получил бы пятерку по физике, если бы учил все параграфы, а не только самые интересные, – это он знал наверняка.

– Вот видишь, – говорил Леонид Иванович. – Но ведь без этого нельзя – вся человеческая жизнь состоит из череды относительных ценностей. Абсолютных не так уж много, и совсем уж небольшое их количество относится к обществу. Как ты будешь жить с людьми, если не научишься делать то, что надо, просто потому, что это надо?