Антистерва

– Па… – тихо произнесла она. – Мы зачем сюда пришли?

– Зачем? – Он вздрогнул, потом улыбнулся. – Я и сам не знаю. Не сердись. Сейчас поедем в гостиницу, отдохнешь.

Лола никогда не понимала, что происходит от папиной улыбки с ее сердцем. Папины глаза – большие, карие, когда он улыбался – зажигались золотыми огоньками. Только улыбался он очень редко.

– Я совсем не устала, – повторила Лола. – Но мне тебя жалко. Почему ты стал такой печальный?

– Я здесь родился, – сказал он. – Здесь жили мои родители. Отсюда моя мама уехала за границу, и я никогда ее больше не видел. Отсюда мой папа ушел на войну. Он погиб, и я с ним даже не простился. Это очень тяжело, дочка.

– А кто здесь теперь живет? – спросила она.

– Теперь – не знаю.

– А ты зайди и спроси, – предложила Лола. – Это же твой дом, да?

– Уже нет.

– Все равно, – сердито сказала она. – Если кто-нибудь где-нибудь жил, то он и потом может туда прийти. Вот тетя Лютфи раньше в нашем доме жила, она же приходит, хотя в ее квартире теперь тетя Зоя живет. Значит, и ты можешь!

– Наверное, могу. Но не хочу.

– Почему? – не отставала Лола.

– Потому что… Потому что – какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?

– Душе своей – что?.. – растерянно переспросила она.

– Пойдем. – Папа взял ее за руку. – У тебя же завтра день рождения, не забыла? И командировка моя закончена. Мы с тобой утром пойдем в Третьяковку, а потом – обедать в ресторан.

– В какой ресторан? – сразу заинтересовалась Лола.

Она не то что никогда не бывала в ресторане, но и не знала, что это такое. Только догадывалась, что это вроде столовой – раз там обедают. Но, наверное, ресторан настолько же красивее столовой, насколько вот этот дом в Москве, где папа родился, красивее того дома, в котором они теперь живут в Душанбе.

– Мы пойдем в ресторан «Славянский базар», – сказал он. – Папа мне рассказывал, что моя мама этот ресторан любила. Там пекли очень вкусные пирожки, они назывались «расстегаи».

– Расстегаи лучше, чем мамина самбуса? – недоверчиво спросила Лола.

Слоеная самбуса, которую мама жарила в раскаленном хлопковом масле, тоже таяла во рту, и Лола почему-то обиделась на эти неведомые расстегаи, о которых папа рассказывал так, словно ничего вкуснее их на свете не бывает.

– Мамина самбуса, конечно, самая лучшая. – Он снова улыбнулся. – Но мы завтра все-таки попробуем и расстегаи тоже, ладно?

– Ладно, – важно кивнула Лола. И, зажмурившись, добавила: – Я с тобой куда хочешь пойду. Я тебя люблю!

– Я всегда это чувствую, моя родная, – сказал он. – Как бы я жил, если бы не это?

Глава 5

Война закончилась для него, даже не начавшись.

Сначала у Василия еще оставалась надежда, что с него снимут ненавистную броню и пошлют на фронт, но зимой сорок второго – той зимой, когда умерла Елена, – эта надежда развеялась окончательно. Он снова попал в госпиталь через месяц после того, как выписался оттуда.

– Сердечко-то у вас никуда, молодой человек, – сказал тот самый Прокопьев, который был, по словам главврача, и швец, и жнец, и на дуде игрец вследствие своего огромного опыта и нехватки специалистов. – Толком вас здесь обследовать, конечно, невозможно, но поверьте: это у вас врожденное. Порок аортального клапана. Но ничего, – успокоил он, заметив, как изменилось лицо Василия. – С этим не враз помирают, еще до старости проживете с дорогой душой. Конечно, придется поберечься. Но при всем обережении пешком ходить побольше. Движение – это жизнь. Для вас в прямом смысле слова.

– Мне бы на фронт, – мрачно пробормотал Василий.

Прокопьев только хмыкнул:

– А вот это, юноша, лучше сразу из головы выкинуть. Волнения вам не показаны, особенно пустые. С вашим заболеванием не воюют. Скажите спасибо, если инвалидность не дадим. Вы у нас кто по специальности?

Инвалидность ему, к счастью, не дали, но радости в этом было мало.

«Год прошел, как сон пустой» – эти слова из пушкинской сказки то и дело всплывали в памяти, сопровождая все, что он делал в этот бесконечный год: готовился к летним изысканиям, потом, летом, занимался геологоразведкой – уже не на Язгулемском хребте, а в Карамазоре, где тоже обнаружились урановые руды…

В декабре сорок третьего Василий получил письмо, в котором майор Сергеичев сообщал о том, что его отец, полковник Константин Павлович Ермолов, пал смертью храбрых под Сталинградом.