Лолита Терехова – женщина-катастрофа, настоящее стихийное бедствие. Всё,...
Вот так подарочек я, Виола Тараканова, получила к Новому году – узнала...
Медсестра впервые взглянула ему в глаза. В ее глазах, блестящих, как переспелые вишни, мелькнуло подобие интереса.
– Сообразительный, – заметила она. – Где руку свихнул? Сам-то кто?
– Рыбу из реки тянул, – ответил Александр.
– Здоровая, что ли, рыба попалась?
– Здоровая. Семга. Так дернула – на ногах не устоял. На руку и приземлился. Странно даже, – пожал он плечами.
– Чего ж странного?
– Везло мне всегда. Друг говорит, Бог меня бережет.
– Бог дураков только бережет, – усмехнулась медсестра. – А тебя чего ему беречь? Ты и сам выкрутишься. Тебя как зовут? – Одновременно с этим вопросом она заглянула в заведенную на пациента карточку и прочитала: – Ломоносов Александр Игнатьевич. Знакомая фамилия, не вспомню только, где могла слышать. У тебя родни в горздраве нету?
– В горздраве нету.
Александру стало смешно. Эта женщина с чересчур широкими плечами и вишенными глазами была первым человеком, который не вспомнил, где мог слышать фамилию Ломоносов. Но то, что она сказала про дураков и Бога, ему понравилось. В этих ее словах, а значит, в ее отношении к действительности было то же, что сразу чувствовалось и во взгляде ее, и во всем облике: точность – грубоватая, но соразмерная жизни.
– Иди обратно в кабинет, – скомандовала Юля. – Леопольдовна тебе больничный для начальства выпишет.
– Да мне вообще-то больничный не нужен, – пожал плечами Александр.
– Большая шишка? – усмехнулась она.
– Сам себе начальство.
Кажется, он произнес это с едва уловимым хвастовством. Не то чтобы ему хотелось произвести впечатление на эту Юлю – в ней не было ничего такого, что заставляло бы по-павлиньи распускать перед нею хвост, – просто самому было приятно вспомнить, что за восемь лет он добился такой независимости, которой многие не умеют добиться за всю жизнь. А заодно вспомнилось, что если к предстоящему ему труду приложится удача, то скоро границы его независимости существенно расширятся.
– Ну, раз больничный не надо, – пожала плечами Юля, – тогда я тебя не задерживаю.
В ее речи, простой, даже простонародной, звучал едва уловимый акцент, украинский или южнорусский. Удивляться этому не приходилось: на северные заработки приезжали люди со всех концов страны, да и воинских частей много было на Кольском полуострове. Может, у нее муж военный.
– Сама-то откуда? – поинтересовался Александр.
Он спросил об этом не столько из вежливости, сколько потому, что с ней было легко. Ее присутствие как-то не ощущалось, и ему хотелось продлить свое приятное состояние: неодиночества, но и необремененности посторонним присутствием.
– С Украины. Город Нежин, знаешь такой?
– Я на Украине и не был никогда. Или нет, в Одессе был. В детстве родители возили.
– Нежин хороший город, – мечтательно вздохнула Юля. – Про нежинские огурчики ты уж точно слышал. Маленькие, хрусткие. Закуска первый сорт!
– Что ж ты уехала из такого прекрасного места? – усмехнулся Александр.
– А за длинным рублем, – объяснила она. – Денег много платили на ваших Северах, вот и позарилась. А теперь хоть тут и бардак, так ведь и всюду то же самое. Замуж я не вышла, на квартиру не успела заработать, и возвращаться уже вроде некуда. У родителей в Нежине двушка, комнаты смежные, да сестра погодков родила. В общем, не до меня.
Она сообщила об этом спокойно, без желания вызвать сочувствие или достичь еще какой-нибудь скрытой цели. В ее словах была лишь основательность, такая же, как и в ее тяжелой походке. Он спросил – она ответила, ничего больше.
– Ну, я пойду, – сказал Александр.
Юля уже не обращала на него внимания – раскладывала на стеклянном столике какие-то устрашающего вида инструменты. Стоя в дверях процедурной, Александр спросил:
– А живешь ты где?
– В общежитии, – ответила Юля. – Горздравовском. – И вдруг она улыбнулась. Улыбка у нее была простая и простотой своей даже обаятельная. – А что, в гости придешь?
– Почему же нет? – Александр тоже не стал сдерживать улыбку. – Я теперь в Мурманске часто бывать буду.
– А ты разве не мурманский? – удивилась она.
– Я в Варзуге живу. Знаешь, село такое на одноименной реке?
– Нет, – покачала головой Юля. – Откуда мне знать?
Что, живя на Кольском, она не знает о существовании одного из красивейших сел на одной из красивейших рек полуострова, было странно. Хотя, может, и не странно это было. Во всем Юлином облике было нечто, не требующее никаких лишних знаний, вообще ничего такого, в чем нет насущной необходимости.