65  

– Не доверяешь? – пристально, сквозь ироничный прищур, посмотрел на меня Корзун. – И правильно делаешь… В твоем положении нельзя никому доверять… Все слишком серьезно, Джером. И ты прав, Брыль – для тебя серьезная карта. И пока он с вами, бояться тебе нечего… Разве что снайперов…

– А ты так начальству и передай. Снайперский выстрел буду расценивать как сигнал к атаке. Можете сразу начинать штурм, потому что Брыль будет уже на том свете… Я стал опасным человеком, Семен. И для себя опасен, и для других. Так что лучше со мной не шутить…

– Ты ведешь себя как зверь, загнанный в угол. Но я тебя понимаю. И, думаю, смогу довести твою позицию до начальства. Надеюсь, тебя и поймут, и оценят… А полковника убивать не надо. За него ты отвечаешь головой… Да ты и сам это понимаешь… Поеду я, пока светло.

Я очень уважал Семена, можно сказать, любил его как брата. Но теплым наше прощание можно было назвать только с большой натяжкой. Прошлое между нами осталось, но пропала искренность, этот сок, без которого дружба усыхает, словно урюк на жарком солнце…

Глава 24

Голубые, в желтом обрамлении огоньки были похожи на гренадеров, штурмующих высоту длинной шеренгой. Они с шумом вырывались из щелочек мазутной горелки, нагревая котел с водой. Огонь действительно шел в атаку, но не на живых людей, а на холод ветреной осенней ночи.

Я сидел в старом жестком кресле с фанерными подлокотниками, завороженно смотрел на огонь. Пока он горит, жизнь продолжается. Горячая вода растекается по трубам, как кровь по венам, нагревает батареи, дарит тепло нашим телам. И мы не должны позволить, чтобы огонь погас. Иначе нас поглотит вечная тьма и холод…

Котел грел и воду, которая поступала на три душевые лейки в бане. В сауне жарко натоплена каменка, пар сухой, знойный – одним словом, красота. Но я уже получил свою долю парного блаженства: и вымылся дочиста, и форму свою выстирал, отправил в сушилку. Сейчас на мне обычный солдатский камуфляж – новенький, чистый и свежий, как майский лист сирени…

Хорошо, когда жизнь обустроена, когда тепло, сытно и уютно. И будет плохо, если нам снова придется покинуть свой блокпост, в который вложено столько души. Но, увы, здесь мы находимся незаконно, и наверняка в покое нас не оставят. Одна надежда на полковника. Пока он с нами, мы в относительной безопасности… Но щадить я его не собирался. И он должен хлебнуть солдатского лиха.

Все-таки закончил он сегодня убирать трупы. И проволоку помог установить, и проходы минами закрыть. А теперь, едва живой от солдатских трудов, завершает свой рабочий день в бане. На казарменно-уставном языке эта процедура называется помывкой личного состава. Все бойцы моего подразделения прошли через душ и парилку, кто-то уже на посту, наблюдает, как пируют зомби, растаскивая и разрывая на части вчерашние трупы. Кто-то готовится заступить на смену. А я караулю полковника, жду, когда он закончит мыться…

Душ за дверью больше не шумит, но слышно, как что-то шуршит, тихонько и глухо постукивает – это полковник одевается… Вот он выходит. Волосы мокрые, нечесаные, чистая солдатская куртка застегнута на все пуговицы, как и положено новобранцу. В руках – отжатая после стирки форма.

Движением головы я показал ему на дверь, за которой находится сушилка: там горячие трубы, на которых можно развесить форму.

– Я не хочу в подвал, – жалко посмотрел на меня Брыль.

Я и сам знал, что с эстетической точки зрения мое лицо, мягко говоря, далеко от совершенства. Но именно ужас, в который повергал полковника мой вид, навевал мысль, что выгляжу я страшнее, чем сама смерть. Однако при этом я знал истинную причину, которая пугала Брыля. Он осознавал свою вину перед нами. Ведь это он отправил сюда нашу группу, на съедение волкам. И не только это…

– Я не хотел, чтобы ты меня обманывал. А ты меня обманул… Зачем ты сказал, что это генерал выслал своих карателей?

После того как парламентеры уехали, я допросил полковника и выяснил, что инициатива исходила только от него. Это Брыль хотел всех нас уничтожить, это он отдал приказ штурмом взять психиатрическую больницу. И это из-за него погибли люди…

– Я хотел жить, – опустив глаза, сказал полковник. – И сейчас хочу…

– Кто бы сомневался.

– В подвале холодно…

– В могиле тоже. А ты хотел нас туда отправить.

– Я раскаялся.

Возможно, этот морально подавленный тип действительно верит в то, что сейчас говорит. Но я-то знал цену его словам. Стоит ему оказаться в прежней среде обитания, он снова обретет свои щегольские крылья, снова взлетит на высоту, откуда мы будем казаться ему жалкими червяками, разговор с которыми только один – давить, и никаких гвоздей.

  65  
×
×