Блокпост

– И обратит, напрямую, без всяких псов, – кивнул Баян. – Если ты, командир, упрямиться будешь… Шарп, чего молчишь? Ты хоть скажи чего-нибудь!

– А что я могу сказать? – пожал плечами парень. – Я человек маленький, мне что командир скажет, так и будет…

– А ты, Пух?

– Хватит бодягу разводить, Баян! – одернул бунтаря Гуцул. – Как скажет командир, так и поступим. Скажет, перед Аномальем смириться – смиримся. Нет – встанем в штыки!

– Да, но лучше, чтобы мирно все было, – подал голос Пух. – Мало у нас этих самых штыков, чтобы всерьез тягаться…

– Хорошо, допустим, что мы согласились с Марицей, – выдержав паузу, сказал я. – Завтра она выведет нас на охраняемый склад. Взвод солдат, вышки, пулеметы. Она, конечно, поможет нам справиться с охраной, поддержит нас… Но ты скажи мне, Пух, готов ты убивать людей?.. А ты, Баян? А ты, Якут?

Баян думал недолго.

– Ну а если не будет охраны? Там сейчас за дробь-пятой линией столько всего брошенного…

– Будет охрана. Где-нибудь обязательно будет. Где-нибудь нас обязательно заставят убивать. Марица хочет опустить нас до уровня своих мутантов. Но у тех мозгов нет, только рефлексы. А мы – люди, пока в сознании. Пока. А у кого-то, похоже, сознание помутилось… Шпак осознал свою вину. Он повел вас на блокпост, чтобы спасти меня. Не надо было этого делать. Он понял, что сотворил большое зло. Поэтому он сказал Аномалью свое «нет». За это Аномалье и убило его… Да, Аномалье отомстило ему! Он погиб, потому что хотел остаться человеком! – сжимая кулаки, смотрел я на Баяна. – И перед его памятью я клянусь, что также останусь человеком!

В зале установилась тишина, слышно было только, как ветер скребется в окно свисающей с крыши проволокой. Первым ее нарушил Гуцул:

– И я клянусь быть человеком.

Голос его прозвучал неуверенно, но все-таки он поддержал меня. И себя.

– И я клянусь, – не остался в стороне Шарп.

Пух промолчал. Баян и Якут тоже. Но и возражений с их стороны не последовало.

Я поднял стопку, молча выпил. Все повторили за мной.

После долгой паузы первым заговорил Якут.

– Командир, тут у нас еще такой вопрос, – он приложил к лицу кулак, будто хотел согреть в нем кончик своего носа. – Шпак погиб, земля ему пухом, но кто-то же должен занять его место. Кто-то должен стать твоим замом. Я предлагаю Вику, она у нас единственный сержант…

– И что? – недобро посмотрел на него я.

Не нравилась мне его прыть. Ох как не нравилась… Раскалывается наш лагерь, на две половины разваливается. Одни против Марицы, другие за.

– Ну, должна же быть субординация, – замялся Якут.

– А ты чего молчишь, Баян? Давай, свою жену на должность продвигай! – не выдержал я. – Пусть она вами командует… Развели мне здесь семейный бардак! Оженились, обабились!

– Командир… – начал было Баян.

– Молчать! – осадил его я. – Ты у меня еще арест не отбыл! А надо бы! Слишком много на себя брать стал!

Баян не выдержал мой взгляд, опустил глаза. Значит, не все еще с ним так плохо. Еще не пропащий он человек. Во всяком случае, мне очень хотелось на это надеяться.

– А лавочку вашу я закрываю! – продолжал бушевать я. – Жить будем все вместе, в штабе, чтобы все друг у друга на виду. Перемещение по расположению заставы – с моего личного разрешения! Вопросы?

Вопросов не последовало. Баян и Якут сидели, опустив головы. Юля с Викой старались на меня не смотреть. Ничто так не успокаивает командира, как молчание подчиненных. Поэтому я перешел на более щадящий тон:

– Это война, ребята. Хотите вы этого или нет, но Аномалье уже сделало свой выбор. Крис хотел заразить мародеров, и Марица ему в этом помогла. Каким бразом она это сделала, я не знаю, но следующей жертвой стал Шпак. Он погиб как человек. И на том свете останется человеком. Выпьем за то, чтобы и мы оставались людьми везде и всегда!

Это была последняя стопка, которую я позволил поднять. Затем я заставил семейные пары перебраться в штабные помещения, поближе к пункту управления. Там же обустроились и холостяки. Марица действительно объявила нам войну, и это не могло не внести коррективы в наш быт. И в наше настроение…

Увы, но, похоже, не все готовы были умереть в борьбе за свою человеческую сущность. И все-таки я не хотел верить, что Баян и Якут могут продать Марице свои души…

Глава 37

Изумрудное небо, малахитовая трава, оливкового цвета столбы и деревья. Что-то темней в камере ночного видения, что-то светлей, но все тускло-зеленое. Изображение четкое, не расплывчатое, близкое к черно-белому, и обзор широкий, дальний.