Каторга

– По диспозиции я имею право отступать с боем, но в бой не ввязываться! Так на кой черт нам тут гробиться? Пойдем прямо на Дербинское, там ведь тоже есть тюрьма, на худой конец в тюрьме и отсидимся… в обороне!

Ему встретился судебный следователь Подорога – босиком, без мундира, одетый в арестантский халат, вздрагивая от страха, он сказал, что едва вырвался от японцев:

– Увидели на мне погоны судейского ведомства, приняли за офицера. Уж я в ногах извалялся! Спасибо ихнему переводчику, – подтвердил мои слова, что юристы в России мундиры носят. Тогда самураи с меня ботинки содрали.

– Закавыка! – призадумался Болдырев и на всякий случай припрятал в обозе для себя бушлат арестанта, бескозырку и жалкие опорки. – С этими косоворотами шутки плохи…

Выйдя к Камышовому перевалу, он послал донесение Ляпишеву, что отходит, жестоко теснимый превосходящими силами противника. Он врал! Никто его не теснил, он труса праздновал, забыв о том, что на этом свете, помимо баб, жратвы и выпивки, существует еще такое понятие – офицерская честь. Но вот чести-то у Болдырева как раз и не было…

Александровский отряд еще удерживал высоты Жонкьера с маяком на вершине скалы, когда капитан Жохов, появясь в разгар боя, сказал полковнику Тарасенко, что в городе уже полно японцев, и Тарасенко даже не поверил ему:

– Да как же они туда попали?

– Через Арково, которое бросил Болдырев.

Предательство было уже непоправимо.

– Теперь, – здраво рассудил Тарасенко, – если я начну отходить, то подставлю под удар позиции Домницкого в Дуэ, как подставил меня под удар убежавший Болдырев.

– Значит, – ответил Жохов, – надо отходить всем. Иначе не только ваш отряд, но и отряд в Дуэ будут окружены…

Предательство одного полковника замкнуло цепь дальнейших ошибок, в отступающих колоннах возникла сумятица:

– Предали! Какая ж тут война? Удираем, и только…

В направлении от города образовались как бы два русла: на севере, идя по стопам Болдырева, японцы двигались на Дербинское, а южнее города, вдоль Пиленгского хребта, отступали отряды Тарасенко и Домницкого – на Рыковское! Таким образом, все силы обороны даже не отходили, а стихийно откатывались в глубину острова; впрочем, Ляпишев еще надеялся задержать японцев на линии Дербинское – Рыковское.

Сейчас, сидя в избе села Михайловка, губернатор грустно наблюдал через окошко, как над покинутым Александровском растет черный гриб дыма – это горела «кандальная» тюрьма. При Ляпишеве в этот час не осталось добрых советников, зато образовался «штаб» из числа бездельников, понимавших, что близ губернатора им будет намного безопаснее…

Фенечка Икатова нашептала Ляпишеву:

– Заведут вас эти советники, куда и Макар телят не гонял. Коли до генерала дослужились, так будьте же генералом…

Бунге настаивал, чтобы в Рыковском не вздумали воевать, иначе в боевой обстановке спалят и тамошнюю тюрьму:

– А куда же сажать преступников после этой заварухи с японцами? Я уже перенес в Рыковское свое управление гражданской частью и заклинаю вас, Михаил Николаевич, сдать Рыковское без боя, дабы не возникло излишних эксцессов.

Ляпишев сделал рукою неопределенный жест:

– Но ведь в Рыковском нас должен укрепить Тулупьев.

– Он укрепит… как же! – ответил Бунге. – Мне телефонировали, что полковник Тулупьев забрал свою жену, нагрузил три подводы всяким барахлом и поехал сдаваться японцам.

– Как сдаваться?

– Под видом тюремного инспектора. Очевидно, из принципа: моя хата с краю, я ничего не знаю…

Услышав такое, Ляпишев поник. Тут прискакал на лошади капитан Жохов, почерневший за день от дыма и солнечных ожогов. Он с порога крикнул, что нельзя же так драпать:

– Закрепимся хотя бы на перевалах и дадим самураям звону, чтобы они не думали, будто здесь для них загородная прогулка.

Ляпишев неожиданно вспомнил – с горечью:

– Японцы всех обвели. Даже меня, старого олуха. Кабаяси ведь обещал заплатить мне по иене за страницу, чтобы я сочинил предисловие к их альбому с видами Сахалина… Ну, я постарался! Только где мы этот альбом видели?

– Я видел! – вдруг сказал Сергей Леонидович.

– Да быть того не может. Разве его издали?

Жохов достал из сумки книжку небольшого формата, которую можно носить при себе – даже в кармане мундира.

– Полюбуйтесь на ваши виды, – сказал он. – Этот альбомчик я забрал у японского офицера, убитого нами. Тут представлено все, что надо. Ориентиры на местности, маяки «Жонкьер» и «Крильон», вот вам дорога на Онор и завалы на реке Поронай. Такой альбом имеется у любого японского ефрейтора, а у нас офицеры даже дороги от Александровска не ведают…