Каторга

– Неужели после всего пережитого в этой войне Академия Генштаба отвергнет меня по незнанию иностранных языков, астрономии, геометрии… Это было бы несправедливо!

Клавочка оказалась большой педанткой:

– Вы только предаетесь мечтаниям об Академии, но еще ни разу не видела я вас хотя бы с гимназическим учебником.

– Нелепость! – отвечал Быков. – Хорош бы я был в тайге с учебником в руках, изучающим глаголы прошедшего и будущего времени. Не обижайтесь, но вам, наверное, безразлична моя судьба, а я не напрасно ли жду от вас ответа?

– Я дам вам ответ, – сказала Клавочка, – но сначала вытащите меня из этих кошмарных лесов. Я хочу домой… к маме!

И вот – неожиданная встреча с капитаном Жоховым, который не сдался, как не сдался и геодезист Филимонов. Валерий Павлович почему-то сразу испытал ревнивое чувство, ему показалось, что при виде генштабиста глаза девушки осиялись блеском влюбленности. Беседуя с Жоховым, он мрачно сказал:

– Теперь я догадываюсь, почему вы, приехав на Сахалин, спрашивали меня о Полынове. Но плохо верится, что вы появились на острове – ради поисков своего друга.

– Мне и самому-то не верится! – отвечал Жохов, объяснив Быкову свое намерение писать роман о людях каторги.

Быков, как и Филимонов, не поверил ему:

– А что вас влечет в литературу?

– Желание попасть в мир подлинной демократии. Литература не ведает чинопочитания, не признает выслуги лет. Никакой русский писатель не пишет ради того, чтобы выслужить пенсию. В отставке я распрощаюсь с эполетами капитана, чтобы стать рядовым великой армии русских писателей, подлинных демократов, средь коих нет генералов-классиков, глядящих на мир свысока, нет и жалких поручиков-журналистов, глядящих на генералов с извечным вопросом: «Как вам будет угодно?..»

– Отныне вы подчиняетесь мне, – принял решение Быков.

– Как вам будет угодно… – отвечал Жохов.

Но, превратив капитана Жохова в своего подчиненного, штабс-капитан не забывал о его превосходстве в знаниях, часто советуясь с ним по вопросам военным, а Филимонов, как геодезист, подсказывал им верные решения в выборе маршрута. Сообща они продумали поход отрядов дальше на север – до мыса Погиби в самом узком месте Татарского пролива, который давно облюбован каторжанами для своих побегов на материк. Полынов демонстративно не вмешивался в дела офицеров. Всегда склонный к наблюдению за людьми, умеющий замечать то, на что другие не обращают внимания, он казался проникновенным психологом. От его хищного взора не укрылось, что госпожа Челищева издали любуется журналистом Жоховым, которому уже не надобно сдавать экзамены в Академию Генштаба, ибо иностранные языки он блистательно изучил еще в лицее, как изучил их сам Полынов.

Однажды он даже предупредил Жохова:

– Сережа, не старайся быть любезен с Клавдией Петровной больше того, что требует повседневное приличие.

– Я только вежлив с нею, как мужчина с женщиной.

– Но женщины иначе судят о вежливости мужчин…

Полынов завел Аниту в гущу леса, обнял ее:

– Бедная, ты устала, да?

– Очень. А ты?

– Скоро все кончится, – утешил он ее.

Анита оказалась тоже достаточно проницательной:

– Ты никак не ожидал встретить Жохова?

– Это, – ответил Полынов, – такая же роковая случайность, как и выигрыш на цифре «тридцать шесть», на которой рулетка кончается. Наверное, так понадобилось судьбе, чтобы Жохов знал обо мне все до последней точки. Если он будет писать роман, он не забудет и меня!

* * *

Оккупируя Сахалин, японцы скрывали от его жителей все, что касалось мирных переговоров в Портсмуте, а потому жестокость своих репрессий они как бы оправдывали «военным положением», тогда как война между Россией и Японией, по сути дела, уже закончилась; жители русского Сахалина, казнимые и ограбленные, продолжали не знать о переговорах, не ведали и того, что за круглым столом дипломатии уже возник самый острейший вопрос – «сахалинский вопрос»!

12. Сахалинский вопрос

Американская пресса изображала Россию страной дикой и мрачной, русские рисовались почти людоедами, а Япония – страной процветающей культуры и демократии; пока там, в России, палачи в красных рубахах отрубали головы несчастным «нигилистам», Япония, благоухая магнолиями и хризантемами, несла свободу народам Китая, прививала первые навыки цивилизации угнетенным корейцам и маньчжурам… Переломить эти прояпонские настроения в США было нелегко!