Бешеный волк

– Двадцать тысяч? – взвыл он. – Вы что, думаете, на счетах двадцать тысяч?!

– А что, уже ничего не осталось? – продолжал «разводить» Родион.

– Как не осталось?! Все осталось! Двести тридцать миллионов!

– Двести тридцать миллионов рублей. Это сколько ж будет, если на баксы перевести?

– Какие рубли?! Все в долларах!!!

Леньчик опустил руку с пистолетом. Родион перевел взгляд на Колдуна. Одобрительно кивнул. Двести тридцать «зеленых» «лимонов». Сумасшедшие бабки. Никто из них не думал, что их может быть так много!

– И где лаве? – спросил Родион.

– Часть в обороте. Часть в российских банках. Часть в зарубежных. Часть уплыла.

– Куда уплыла?

– Я потерял пятнадцать миллионов. Сами знаете, как сейчас лопаются банки. Был банк, бах, и нету…

Это верно. Лох-банки сейчас на каждом шагу. Дурят народ почем зря.

– Значит, и ты лоханулся?

– Лоханулся, – горько усмехнулся Кондрашов.

Для него это мелочь. Что такое пятнадцать миллионов по сравнению с тем, что он потерял сейчас?

– Ладно, бабки эти постараемся отбить. И те, которые при тебе, отобьем. Это наши бабки. Потому что их от нас прятали. Нас на них кинули. Но и тебе кое-что оставим. Если, конечно, дураком не будешь…

Кондрашов закивал. Лучше быть лохом, чем трупом. Хотя убивать его никто не собирался. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца?

* * *

Родион проснулся рано. Можно было и дальше топить массу. Но что-то не спалось. Он встал, потянулся, для приличия подергал ногами-руками – это называлось зарядкой. И двинулся в душ.

На кухне возился Леньчик. Было слышно, как что-то шкварчит на сковородке, запах жареного лука приятно щекотал нос. А ему чего не спится?

Он зашел на кухню. И был приятно удивлен. Леньчика не было и в помине. А у плиты стояла Лада. Домашний халатик, фартук. Все строго, чинно. Сама такая милая, домашняя. Аж душу защемило.

Она увидела Родиона. Повернулась к нему. В глазах легкая растерянность.

– Вы любите яичницу с луком? – спросила она.

– Люблю, – кивнул Родион. – И с луком, и с ветчиной… Ты откуда знаешь?

– А что вам Леонид каждой утро готовит?

– Леньчик, что ли? Ну да, яичницу с луком.

– Ну вот я и подумала, что вам будет приятно. Хотя это, конечно, не совсем правильное питание.

Родион внимательно посмотрел на Ладу. Похоже, оклемалась девчонка. А то все эти три дня ни рыба, ни мясо. Сиднем сидела в своей комнате. Молчала и ничего не ела. Только часто ходила в душ. Как будто грязь с души хотела смыть.

– Мне приятно, – улыбнулся он. – Мне очень приятно.

– Я так вам благодарна.

– За что?

– Как за что? Вы спасли меня. Приютили. Обогрели. Вы хороший…

– С чего ты взяла, что я хороший? Плохой я.

– Вы не пытались ко мне приставать… Вы меня понимаете… Вы не такой, как все…

– Да нет, я-то как раз такой, как все. Просто тебе не повезло в Москве. Или наоборот, повезло – на плохих людей. Но все уже позади.

– Да, все позади, – кивнула она. – Только я не могу ничего забыть. Пытаюсь, но не могу. И люди. Все теперь будут знать, что меня… Что я… Как мне теперь людям в глаза смотреть?

На ресницах у нее заблестели слезы, губы задрожали. Родион подошел к ней. Обнял за плечи, отцовским жестом привлек к себе. Лада прижалась к нему, разрыдалась. Родион ласково гладил ее по спине. Его душила нежность.

– Никто ничего не узнает, – пообещал он. – Алик и Маша афишировать не будут – это железно. Другой мерзавец уже никому ничего не сможет сказать. Третий…

– Что третий? – всхлипнула она.

– Третий в тюрьме. Я позаботился, чтобы про тебя ни слова. Но если ты хочешь, чтобы возбудили уголовное дело по факту изнасилования…

– Нет, нет, не надо! Мне от этого легче не станет.

– Я тоже так подумал, – кивнул Родион. – Тем более, этот подонок уже наказан.

– Как?

– Я же говорю, он в тюрьме.

А что ждет его в СИЗО, он благоразумно промолчал. Ублюдка уже загнали в «петушиный угол». Это за Ладу. Только муки его вряд ли продлятся долго. На него уже вышла ярославская братва, у которой он вместе с Аликом увел кучу бабок. Приговор уже вынесен. Но Ладе это знать вовсе не обязательно.

– Никто ничего не узнает, – всхлипывая, сказала она. – А вы… Вы-то все знаете.

– Неужели ты думаешь, что я тебя осуждаю? Нет, я тебя не осуждаю. С каждым такое может случиться. Жизнь – очень опасная штука.

Женщина – существо слабое и нежное. Женщину могут изнасиловать. И последнее дело обвинять в этом ее. По крайней мере, Лада совершенно ни в чем не виновата. Родион был уверен в этом.