Гадание при свечах

Марина вскрикнула и вскочила. Что же теперь делать, что?! Она металась по комнате, натыкаясь на какие-то углы и предметы – мешающие, ненужные! – она сжимала пальцами виски и замирала в бессильном недоумении. Она включила свет, словно надеясь увидеть что-то, что могло бы ей помочь…

Наконец, не в силах больше оставаться в пугающем, сковывающем пространстве комнаты, она выбежала на крыльцо.

Все переменилось на улице за то время, что Марина пролежала в странном забытьи. Последний августовский день был теплым и ясным – и тем необыкновеннее была ночь, в которую Марина нырнула, как в омут.

Сначала усталая, а потом занятая своими переживаниями, она не слышала дальнего грома и первого осторожного шума дождя. И только теперь, схватившись за балясину крыльца, Марина увидела, что на улице бушует гроза. И какая!

Небольшой хозяйский сад гудел, и его гул сливался с шумом ветра над рекой, с долгими громовыми раскатами. Сполохи молний разрывали небо так часто, что оно даже не казалось темным: светилось грозным красноватым заревом.

– Рябиновая ночь! – вдруг поняла Марина. – Рябиновая, воробьиная – ночь на сентябрь!

Ей стало так страшно, что она прижалась к двери, не решаясь даже подойти к краю крыльца. Она вспомнила, как бабушка говорила: в такую ночь небо накажет чаровника… И хотя она не считала, что сделала что-то плохое, страх не проходил. Она чувствовала, что не может стоять здесь, на крыльце, и не может вернуться в дом: всюду был ужас одиночества.

Ей нужно было увидеть Женю – сейчас, немедленно! Впервые после того, как они расстались неделю назад, Марина ощутила свою оторванность от него – и ей тут же захотелось снова соединиться с ним, чтобы не расставаться больше никогда. Это не было прихотью: она чувствовала, что вся ее жизнь зависит от этого…

Марина спрыгнула с крыльца и тут же ощутила, как туфли увязли в грязи; холодная, мокрая трава прикоснулась к ногам. Она уже не обращала внимания ни на гром, ни на молнии, ни на зловещее небесное зарево, но дождевой поток обрушился на нее, заставив снова отпрянуть под навес.

Она вернулась домой, достала из шкафа свернутый отцовский дождевик – тяжелый, брезентовый – и, надев его, рассовала по глубоким карманам деньги, какие-то мелочи, случайно попавшиеся ей под руку. Потом выскользнула в сени, где стояли резиновые сапоги, которые она всегда надевала, когда ездила за грибами.

Все это она делала, стараясь успокоиться, взять себя в руки. Надо было как-то добраться до автовокзала, взять билет до Мценска… Все это просто невозможно было сделать в том лихорадочном состоянии, в котором она находилась.

Марина набросила капюшон и, остановившись на пороге, обвела комнату прощальным взглядом – хотя ей не с кем было здесь прощаться…

Через пять минут она бежала по улице, освещаемая вспышками молний, придерживая рукой капюшон дождевика и задыхаясь от единственного желания: поскорее преодолеть и ночь, и дождь, и расстояние.

Глава 4

Женя Смоленцев не знал, случайно ли он оказался в Спасском-Лутовинове. С одной стороны, он писал диплом по Тургеневу, заканчивая филфак, и аспирантский реферат у него был по Тургеневу – так что его появление в Спасском было вполне закономерно.

Но с другой стороны, ни Жене, ни его родителям-филологам в голову не могло прийти, что из-за диссертации по Тургеневу ему придется уехать из родного дома, из Москвы, разорвать все связи с привычным своим миром.

И действительно, Тургенев был здесь ни при чем.

Все дело было в Алине. История Жениной любви была так банальна, что он сам стеснялся ее. Но это была история любви, и все в ней было всерьез, как бы ни выглядело со стороны.

Алина была самая необыкновенная девушка, какую Жене довелось встретить в жизни. Вообще-то он не сразу заметил ее: на картошку, где перезнакомились все первокурсники, он не ездил, потому что как раз вывихнул ногу, неудачно спрыгивая с подножки троллейбуса. А когда начались занятия, в большой аудитории-амфитеатре было так много красивых девушек, что мудрено было сразу выделить какую-то одну.

Женя разглядел Алину только на вечеринке, которую староста группы Лена Яшкевич устроила в первый же выходной. Лена жила недалеко от университета, на проспекте Вернадского, квартира у нее была большая, но уж тут-то Женя увидел наконец Алину.

Увидел и обмер – такая она была необыкновенная. То есть, может быть, она не всем казалась такой, хотя, без сомнения, была красива: высокая, русоволосая, с большими темными глазами и с фигурой старомодно пропорциональной, как у скульптурной Венеры. Но мало ли красивых девушек, которые совсем не кажутся необыкновенными?