Гадание при свечах

Она знала, как тяжело дается любое обращение к тому странному и властному, что было в ней, она помнила каждый случай… А сейчас – ни тяжести, ни страха, ни опустошенности.

Ей хотелось выключить торшер, чтобы зеленый свет не мешал видеть, как розовеет его лицо. Но тогда надо было бы встать, а Марина боялась оторваться от Алексея даже на те несколько секунд, которые нужны были, чтобы дотянуться до выключателя.

Вдруг уголки его бровей дрогнули, оживляя лицо, – и тут же он открыл глаза.

– Ты здесь… – произнес он – так же медленно и тихо, как прежде, и все-таки совсем иначе: в его голосе больше не чувствовалось прощания. – Ты здесь, моя… Марина, ты не ушла…

Она почувствовала, что он хочет встать, и испуганно прижалась к нему.

– Не вставай, Алешенька, ты что! Все уже хорошо, ты же чувствуешь, правда? Но вставать нельзя и лучше все-таки не двигаться пока. Ты отдохнешь немного и все забудешь, поверь мне! И тебе так хорошо будет…

– Мне сейчас хорошо, – прошептал он. – Если бы ты знала, как мне хорошо – большего быть не может…

– Ну что ты! Отчего же не может? – Марина гладила пальцами его висок. – Вот забудется все это – и страх этот, и боль – и ты радоваться будешь, и тебе весело станет, как маленькому, вот увидишь!..

Алексей не двигался – послушно, действительно как ребенок – и только чуть повернул голову, удерживая ее руку у себя на виске.

Они лежали рядом, прислушиваясь друг к другу.

Наконец Марина решилась встать, отдернуть занавеску на окне и выключить свет. Оказывается, прошло не пять минут, как она думала. Утро за окном было ясное, прозрачное, и солнечные блики пробивались сквозь листву.

Она чувствовала, что Алексей не сводит с нее глаз, пока она открывает окно, пока ищет выключатель от торшера.

– Я все-таки вызову врача, Алеша, – сказала она, снова подходя к кровати и садясь рядом с ним. – По-моему, все уже прошло, но все-таки.

Не отвечая и не отводя от нее взгляда, он взял ее руку, поднес к губам, подержал и положил себе на грудь, накрыв своей рукой.

И она увидела, как наполняется жизнью темная, как земля, глубина его глаз.

«А если бы я на полчаса позже пришла? – Марина содрогнулась от этой мысли и тут же постаралсь ее отогнать. – Нет-нет, никаких «если», все будет хорошо, все уже хорошо, я же вижу! И лицо у него такое ясное, и глаза живые».

Она забыть не могла того всепоглощающего счастья, которое переполнило ее, когда она поняла, что его боль исчезла. Оно и теперь не кончилось, горело в ней тихо и неугасимо, как лампада.

Но теперь она могла оглядеться – и, оглядевшись, увидела телефон у кровати.

– Я вызову врача, да? – повторила она, вопросительно глядя на Алексея.

– Все-таки, значит, в больницу? – вздохнул он.

Вздох получился такой детский, что Марина невольно улыбнулась.

– А ты боишься больницы, Алеша? Там дают невкусные таблетки и делают уколы?

– Там нет тебя, – сказал он.

Услышав, как он это произнес, Марина почувствовала смущение и отвела взгляд.

– Я буду приходить, – сказала она. – Ты не волнуйся, да я вообще работать туда пойду и уходить не буду. Ты мне не веришь?

– Как я могу тебе не верить! Когда ты сегодня пришла…

Взгляд у Алексея совсем прояснился, он смотрел на Марину внимательно, словно с ожиданием. Она наклонилась и поцеловала его в краешек губ – быстрым, мимолетным поцелуем.

– Я вызову врача, – сказала она, отстраняясь.

Глава 15

– Что ж, кардиограмма приличная, – сказал молодой и очень серьезный врач, просматривая длинную полоску, выданную кардиографом. – Я бы, по правде говоря, даже и не настаивал на госпитализации.

– Я тоже не настаиваю, – обрадованно согласился Шеметов. – Мы постараемся дома обеспечить все условия, совершенно нет необходимости занимать чье-то место в больнице!

– Но у тебя же… – начала было Марина.

Впрочем, она тут же раздумала говорить врачу о предынфарктном состоянии. Да и чем она могла подтвердить свои слова? Если даже кардиограмма приличная… Что ж, только радоваться надо!

Марина действительно радовалась – больше всего тому, что ямочка проступает на правой щеке Алексея и улыбка освещает его лицо – все, до последней черточки. Она так давно этого не видела – этой ясной улыбки на его лице, в его глазах, заставляющей забыть обо всем мрачном и тяжелом!

– Бессовестный ты, Алеша! – сказала она, когда врач ушел, оставив на столе рецепты.