Отпуск по уходу

— Значит, у меня барахлит сотовый телефон, твой номер высветился в неотвеченных звонках, — торопливо проговорила Марина.

— Бывает.

— Ну… как… ты… вообще?

— Нормально.

— А твой ребенок? Кстати, это мальчик или девочка?

В списке тех, кому бы Андрей поплакался, рассказал о кошмарных семидесяти двух часах непрерывного стресса, чье сочувствие и понимание было бы для него глотком живой воды, Марина стояла на первом месте. Но рассказывать ей, как заморозил младенца, чуть не угробил его, потом выходил с помощью прекрасного врача и преданной няни? Это добрых полчаса немужской болтовни, сетования на судьбу и напрашивания на сострадание. Задави в себе нытика! Не смей пускать слезу перед девушкой, которую потерял.

— Мальчик, Петька, семи месяцев от роду.

Андрей мог бы порадоваться тому, что ему удалось придать своему голосу равнодушные интонации. Точно разговаривает с терпимостью воспитанного человека, которому собеседник сто лет не нужен.

Марина отлично уловила нотки деланной вежливости. И в свою очередь нашла силы беспечно попрощаться:

— Желаю вам здравствовать!

— И тебе того же!

Он слушал короткие гудки в трубке и боролся с желанием запустить телефон в стену, чтобы рассыпался на мелкие кусочки… Или совершить иной акт вандализма: сбросить телевизор на пол и растоптать, повалить книжные полки, торшером расколошматить музыкальную систему…

— Андрей! Андрей! Вы слышите меня? — звала Мариванна. — Мы идем с Петей в ванну на ингаляцию.

— Да, конечно. Идите, я все подготовлю.

После паровой ингаляции Петьку следовало быстро переодевать в несырое теплое белье, подогрев его на батарее.

***

Марина сжимала телефонную трубку, точно пластмасса была живой и ее можно задушить как гидру. Пальцы побелели от напряжения. Хорошо бы трубка треснула, осколки впились в ладонь, потекла кровь… Любая физическая боль лучше душевной, которая навалилась.

Андрей не любит ее! Вычеркнул из своей жизни легко и быстро. Стер из памяти дружбу и то духовное, что ей казалось прекрасным. Было ли оно? Или их связывала только постель? Возрастная физиологическая потребность совокупления самца и самки. Из нас, моногамных женщин, лучшие самки — проститутки. Он и меня будет вспоминать как проститутку?

В комнату ворвалась мама, испугавшись громкого плача-воя дочери.

— Маришенька, девочка! Что ты делаешь?

Она колотила трубкой по столу и рыдала без слез. Телефонная трубка раскололась, и ее верхняя часть болталась на тонких проводах.

— Ты Андрею звонила? Что он тебе сказал?

— НИЧЕГО! — Марина продолжала дубасить, пока проводки не оборвались.

Самым страшным было то, что Андрей НИЧЕГО не сказал, даже не заикнулся об их любви. Будто она проститутка!

— Я не шлюха! — выкрикнула Марина.

— Он так тебя обозвал? — ахнула Анна Дмитриевна.

— Хуже! Хуже! — Марина отбросила остатки трубки, закрыла лицо руками и затряслась в настоящем плаче.

— Подлец! — воскликнул Игорь Сергеевич, прятавшийся за спиной жены.

Родители присели, обняли ее с двух сторон, запричитали, как над маленькой девочкой. Их участие согревало, но одновременно и провоцировало на истерику по высшему разряду. Ведь только перед родными, когда стыд не тормозит, мы можем кипятить свои эмоции в полную силу.

Игорь Сергеевич первым сообразил, что, если дочь не переключить на другие, обязательно серьезные проблемы, она будет рыдать до второго пришествия.

— Аня! — простонал он. — Все! Больше не могу, вызывай «скорую».

— Какая «скорая» Маришке поможет?

— Не ей, мне! С сердцем плохо. — Он схватился за грудь. — Наверное, инфаркт…

У Марины мгновенно высохли слезы.

Остаток вечера, забыв о своих бедах, она вместе с мамой кружила вокруг отца, который лежал на диване и натурально притворялся больным. Жену успокоил, когда Маришка выскочила к исправному телефонному аппарату на кухне, — мол, со мной нормально, военная хитрость.

У Игоря Сергеевича была возрастная гипертония и аритмия, поэтому врачи «скорой» подвоха не заподозрили, констатировали приступ стенокардии. Лишние уколы и таблетки для Марининого папы были легкой платой за выход дочери из истерического торнадо.

Глава 5

Широкие жесты бедняков

Утром в воскресенье Петька преподнес сразу два подарка — он поел, почти всю бутылочку высосал, и улыбнулся. Прежде, здоровенький, Петька улыбался часто. То ли какие-то свои поводы для веселья имел, то ли гримасы репетировал. Андрей, как всякий нормальный человек, с одной стороны, не мог не улыбаться в ответ, а с другой — невольно думал, что парень напрасно радуется, жизнь у сиротки незавидная.