Обняться, чтобы уцелеть

Кирилл горько усмехнулся:

— И благодарите Небеса, что не представляете. Не представляете, каково ездить на работу в час пик в метро и битком набитом автобусе. Не представляете, как, пригласив девушку в кафе, постоянно думать о том, что она заказала. И судорожно подсчитывать, хватит ли у тебя денег, чтобы расплатиться. О такой роскоши, как отдых, уже и мечтать не смеешь…

— Конечно, я понимаю тебя, — отвечал бизнесмен, — я ведь тоже не всегда был богат. Начинал с простого инженера, жил на сто двадцать рублей… В те годы ни о каких кредитах в банках и зарубежных поездках я и помыслить не мог.

— Да, конечно… — Рощин заметно приуныл. — Тогда жилось намного тяжелее. Но ведь это было давно, и те времена ушли в прошлое… Теперь совсем другие условия и возможности.

— Ты так говоришь, словно я уже совсем глубокий старик, — скривился Голубев.

Судя по выражению его лица, молодой человек испугался, что обидел шефа:

— Нет, что вы! Вы совсем не стары и выглядите для своих лет просто отлично. Я бы только мечтал быть таким, как вы!

— Я бы тоже не отказался стать таким, как ты, — улыбнулся Леонид. — Молодым, энергичным, полным сил…

— Вы шутите, а я говорю совершенно серьезно! — Глаза Кирилла горели, голос даже дрожал от волнения. — Могу чем угодно поклясться, что отдал бы все на свете, лишь бы оказаться на вашем месте!

Голубев пристально посмотрел на него и вдруг отвел взгляд.

— Ладно, не будем больше об этом! — проговорил он и тотчас перевел разговор на другую тему: — Как тебе итальянская кухня?

— Вы были правы, это очень вкусно. Мне вообще очень понравилась Италия. Теперь я понимаю людей, которые просто бредят этой страной…

— Ну, такие выводы тебе делать еще рано. Ты ведь пока вообще не видел Италии. Здесь каждая местность, каждый город не похож на другой. Рим — это одно, Неаполь — совершенно другое. Я уже не говорю о Венеции, Флоренции или, скажем, островах…

— Да, конечно… Но я все равно считаю, что все итальянцы уже изначально счастливые люди. Они родились в этой стране, где море и столько солнца… У нас в России не часто встретишь улыбку даже на лице знакомого человека. А тут все улыбаются тебе и так рады тебя видеть, словно ты любимый родственник, долго отсутствовавший и наконец вернувшийся домой. А еще этот язык, такой певучий…

— Смотрю, Кирилл, ты тоже подтверждаешь поговорку, что каждый прибывший в эту страну становится или поэтом, или художником, — заметил Голубев. — Однако в этот раз у пробудившегося в тебе таланта, увы, не будет времени развернуться. Нам с тобой пора возвращаться.

В отель на улице Пиккадилли они прибыли уже поздно вечером. В лифте Кирилл озабоченно поглядел на Голубева:

— Все в порядке, шеф? Вы что-то неважно выглядите.

— Ерунда, — отмахнулся тот. — Просто устал с дороги. Спокойной ночи.

Поднявшись к себе в номер, Леонид привычно заглянул в зеркало, но вместо собственного отражения вдруг увидел там какого-то сгорбленного старика со злорадным оскалом на отвратительном морщинистом лице.

— Что это? — в ужасе отшатнулся Голубев. Набравшись смелости, он заглянул в зеркало еще раз и увидел, что его отражение словно раздвоилось: рядом с ним самим, таким, каким он привык себя видеть, все еще стоял этот отвратительный старик.

— Что за дурацкие шутки? — строго спросил Леонид.

Его всегдашний виртуальный собеседник довольно захихикал, а старик исчез.

— Ты же не хочешь стать таким, правда?

— Разумеется, нет! — возмутился Голубев. — Зачем ты показал мне этого дряхлого урода?

— Потому что у тебя вдруг возникли сомнения, стоит ли доводить план до конца. Или мне это почудилось?

— Нет, не почудилось, — неохотно признался Леонид. — Я вдруг осознал, какой я подлец… Сам загнал парня в тупик, да так, что он едва не повесился, а теперь сижу и веду с ним задушевные беседы, собираясь всем этим воспользоваться. Он передо мной как на духу, а я…

— Неужто в тебе вдруг проснулась совесть? — удивилось отражение. — В тебе, которого на пути к цели никогда ничего не останавливало? Ты же всегда был законченным циником.

— Это неправда, — горячо воскликнул Леонид. — Я никогда таким не был! Жорка всегда удивлялся, как я ухитрился не! скурвиться и остаться, как он говорил, славным парнем.

— Ты что же, пошел на попятный? — Отражение скорчило гримасу. — После всего, что уже достигнуто? Сколько сил потрачено, сколько работы проделано…