– Si.
– Вы слышали наш разговор с Тони?
– Разумеется.
– Значит, вы друг друга знаете?
– Да.
«Еще бы не знать, дурачок!»
– Ну а вам нравится Эшли?
– Ничего.
«К чему терзать меня этими идиотскими вопросами?»
– Почему вы никогда с ней не общаетесь?
– Тони не разрешает.
– А вы всегда и во всем подчиняетесь Тони?
– Тони – моя подруга. «Не твое дело”.
– Поймите, Алетт, ведь и я вам не враг. Расскажите о себе. Где вы родились?
– В Риме.
– Любите этот город?
Вместо ответа девушка горько заплакала. Почему? Что ее так взволновало? И в чем он виноват? Значит, опять неудача. Придется заканчивать сеанс.
Доктор Келлер дотронулся до руки Эшли и тихо сказал:
– Ничего страшного. Не бойтесь. Все хорошо, Эшли. Просыпайтесь.
Девушка пришла в себя.
– Я много говорил с Тони и Алетт. Оказывается, они хорошо знакомы. Теперь нужно, чтобы все трое подружились.
Эшли безмолвно замотала головой.
Пока она обедала, в ее комнату вошел санитар и увидел на полу исполненный карандашом пейзаж. Санитар внимательно рассмотрел его и понес доктору Келлеру.
Врачи снова собрались в кабинете Отто Луисона.
– Ну как дела, Гилберт? Намечается какой-нибудь прогресс?
Келлер задумчиво покачал головой.
– Пока трудно сказать. Мне удалось вызвать ее “заместителей”. Доминирующая личность – Тони. У нее английское происхождение, но она не желает об этом говорить. Другая, Алетт, родилась в Риме, и из нее тоже слова не вытянешь. Видимо, на этом и следует сосредоточиться. Именно там случились некие психические травмы, так повлиявшие на жизнь Эшли. Тони более агрессивна. Алетт – чувствительна и замкнута. Любит рисовать, но боится этим заняться. Следует установить, почему именно.
– Значит, по вашему мнению, Тони обладает властью над Эшли и Алетт?
– Более чем уверен. Эшли не знала об их существовании, зато Тони и Алетт знакомы друг с другом. Интересно, не так ли? У Тони прекрасный голос. Алетт талантливая художница.
Он протянул коллегам лист бумаги.
– Это нарисовала она. Думаю, их увлечения – единственный способ достучаться до Тони и Алетт.
– Вы совершенно правы, Келлер, – медленно выговорил Луисон.
Раз в неделю Эшли получала письма от отца, сразу же прочитывала, но после этого уходила в себя и не отвечала на обращенные к ней вопросы. Вообще не желала разговаривать, словно мыслями была за много миль отсюда.
– Это единственная ниточка, связывающая ее с домом, – твердил доктор Келлер. – Думаю, в такие моменты она страстно хочет выбраться отсюда и вести нормальную жизнь. Мы нуждаемся в любой зацепке, любом предлоге.
Но постепенно Эшли начала привыкать к своему окружению. Похоже, свободу передвижений здесь никто не ограничивал, хотя у каждой двери и в коридорах стояли охранники. Ворота были всегда заперты. Пациенты обычно собирались в комнате отдыха: смотрели телевизор или играли в карты и шахматы. Имелись также тренажерный зал и общая столовая. Здесь лечились больные со всего света – японцы, китайцы, американцы, французы… Словом, все делалось для того, чтобы придать психушке вид обычной больницы, но стоило Эшли переступить порог своей комнаты, как раздавался щелчок замка.
– Это не больница, а гребаная тюрьма! – жаловалась Тони Алетт.
– Но доктор Келлер считает, что способен излечить Эшли, – возражала Алетт. – И тогда мы выберемся отсюда.
– Не будь дурой, Алетт. Неужели не видишь? Есть единственный способ исцелить Эшли – избавиться от нас. Заставить исчезнуть. Иными словами, мы должны погибнуть ради ее выздоровления. Ну так вот, не дождутся!
– Что ты задумала?
– Увидишь, крошка, я найду способ смыться отсюда.
Глава 24
Утром, после сеанса с доктором Келлером, Эшли в сопровождении санитара возвратилась к себе. Все было как обычно, но перед уходом санитар пригляделся к пациентке и нерешительно заметил:
– Вы не больны? Выглядите как-то иначе.
– Неужели, Билл?
– Ну да. Совершенно другой человек.
– Всему причиной ты, парень, – мягко заметила Тони.
– Как это?
– Поверь, это из-за тебя. Признаться, я испытываю весьма странные ощущения. Но приятные, Билли, приятные.
Она интимным жестом коснулась его руки и заглянула в глаза.
– Это такое чувство…, такое… Потрясное!
– Да будет вам!
– Даю слово. Никто не говорил, что ты классный кадр?
– Никто и никогда.