Теория катастрофы

— Клянусь чучелом Большой Медведицы, мне это нравится! — категорично сказала Дзинтара, выразив общее настроение присутствующих энтузиастов и романтиков.

Ах, молодёжь, молодёжь…

Билл шёл и волновался.

Беда в том, что Билл на самом деле был подростком Билли, лет пятнадцати, который залез в тело двадцатидвухлетнего крупного мужчины, Вильяма, и нервничал, что его разоблачат настоящие взрослые.

Из-за этого нервничанья Билли-Билл-Вильям МакБерин часто злился на самого себя. Но мало что мог поделать — тревожное ощущение незаконного детского «я» часто наваливалось на него при общении с другими, более взрослыми и, очевидно, более умными людьми.

Наедине с собой ему было вполне комфортно. И среди любимых биомолекул ему нравилось — у него было хорошее воображение, и он любил переводить математические символы и уравнения в зрительные интуитивные образы. Он привык к своему миру изогнуто-решётчатых аминокислот, пружинящих химических связей и колюче-торчащих гидроксильных оснований. Логика скручивания нуклеотидной цепи в двойную спираль ДНК или поэтапного сложения аминокислотной последовательности в сверхсложный клубок белка превращалась для юноши в очевидную геометрическую неизбежность. В цветную и трёхмерную.

Но столь странный способ восприятия биологических процессов вызывал недоумение университетских профессоров. Они были уверенно снисходительны, говорили на умопомрачительном жаргоне, козыряли легендарными именами. Билл чувствовал себя рядом с ними вечным дилетантом, который пытается в песочнице построить синхрофазотрон. Попытки Билла осмысливать математические геномодели вульгарными нестрогими картинками лишь смешили преподавателей.

Когда студентам предложили сдать научные работы для публикации в ежегодном факультетском сборнике, то Билл принёс свою работу, в которой высказывал идеи, зрительно-интуитивно понятные ему, но которые он не смог сформулировать на языке математической квантохимии.

Его профессор долго кривился на его трёхстраничные голословные рассуждения, потом спросил со слабой надеждой:

— А ещё что-нибудь у вас есть?

И получил в ответ отрицательное мычание от испуганного пятнадцатилетнего юнца, который трясся в шестифутовом теле Вильяма, почти выпускника университета, с трудом управляющего своими коленками. Билли был уверен, что сейчас его маскировку раскроют, вытащат наружу, визжащего и плачущего, выбросят из университета и скажут, чтобы больше не занимал время серьёзных людей, до которых ему никогда не дотянуться своей маленькой нестандартной головой.

Профессор долго ворчал, что уровень нынешних студентов пошёл никуда не годный, что раньше бы за такую болтовню даже первокурснику по шее дали бы…

— Ладно, — махнул он рукой на Билла, свесившего голову до пояса, — сунем вашу статью в сборник последней — всё равно эти сборники никто до конца не дочитывает…

Билл потом долго переживал — ну почему, почему он не может, как все, составлять лагранжианы для нежных, бесконечно-малых колебаний молекул, решать строгие уравнения для кванто-механических волн, плещущих среди потенциальных стен? Вернее, писать формулы он может, но не видит за ними привычных молекул, смертельно скучает по цветным картинкам своего буйного воображения и оказывается малоспособным к розыску нужных математических решений…

Надо взрослеть и заставлять себя быть как все!

Когда он попробовал поделиться своими проблемами с отцом, то тот, не особенно поняв сына, сразу заявил, что беспокоиться не о чем — у него достаточно связей, чтобы устроить Вильяма после университета в отличную биохимическую лабораторию, где его научат всему, что потребуется.

— Вам преподают слишком многое, не дают углубиться, — высказал отец любимую мысль. — Вот получишь конкретную задачу — и быстро наберёшь нужную квалификацию.

Ни сам Билл, ни неуверенный юнец Билли не разделяли оптимизм отца. Наоборот — перспектива попасть в серьёзное научное учреждение, где с Билла-Билли будет спрос как с настоящего сотрудника, — сильно пугала. В любом институте живо разберутся с его дилетантством — и будут смеяться все хором! Ему иногда снилось, как он выступает перед собранием учёных — и внезапно обнаруживает полное отсутствие на себе штанов.

Билла посещала испуганная мысль о необходимости найти работу по плечу — культуры в пробирки высеивать, анализировать штаммы на стандартных микроскопах — что-нибудь рутинное, доступное даже странноголовым.